Убежище, или Повесть иных времен

себе наградой и не ищет ни славы, ни благодати через посредство человеческой

благодарности, но признательность сердца, подобно благовонному курению,

восходит даже к Небесам! Так прими же ее, о нежнейшая из Сиднеев, там,

где ты сейчас обретаешься!

Странное и необъяснимое расхождение мнений — моего и моей сестры —

относительно лорда Лейстера служило для меня предметом бесконечных

размышлений. Все же, поскольку расхождение это стало очевидным лишь

начиная с того времени, как мы приехали в Лондон, я не могу не объяснить ее

слепоту той же причиной, которую она приписывала моей... Несомненно, она ус-

воила необоснованные предубеждения лорда Эссекса, чье честолюбие (как

бы трагически он его ни искупил) всегда склоняло его относиться

недоброжелательно к вельможе, в чьей тени ему неизменно приходилось оставаться. По

раздражительности и горячности, которым стал подвержен ее нрав с того

времени, я увидела ясно, как много женщина незаметно перенимает из

характера того, кому отдает свое сердце. Я, однако, не смотрела на ее выбор с той

презрительной суровостью, с какой она оценивала мой. Лорд Эссекс — я

охотно признаю это — еще до того, как вошел в милость, был, как и она сама,

щедро и многообразно одарен природою. Пылкость и прямодушие, которые

впоследствии проявились в его характере, в то время жили лишь в его глазах,

а разносторонне образованный ум придавал его взгляду проникновенную

выразительность. Нужно было любить лорда Лейстера, чтобы смотреть на

Эссекса с безразличием, и нужно было, должно быть, любить его так

всепоглощающе, как любила я, чтобы не заметить той привязанности, о которой

пишет сестра. Многочисленные свидетельства ее вспыхивали теперь в моей

памяти, и я поражалась тому, что в свое время они ускользнули от моего

внимания. Если она и в самом деле была проницательнее меня... Но зачем пускаюсь

я в эти тщетные предположения? Увы, дорогая Эллинор, возлюбленный Лей-

стер! У меня не осталось иного права, кроме как оплакивать вас!

И еще одно мучительное сомнение извлекла я из истории моей сестры.

Англия обрела короля в сыне Марии Стюарт, но ее несчастные дочери не могли

надеяться обрести брата. С той минуты, как мне стало известно, что брат мой

взошел на английский престол, любящее материнское сердце трепетало при

мысли представить ему мою прелестную девочку, так близко связанную с

ним узами родства. Хотя сама я не претендовала на права, даваемые

обстоятельствами моего рождения, я не могла, глядя на прекрасную дочь лорда

Лейстера, не желать для нее всех доступных человеку благ... Не желая

поддаваться предубеждению, я посоветовалась поодиночке с теми немногими

друзьями, что оставила мне судьба. Их отзывы совпали, составив у меня

впечатление о короле как о человеке недостойном уважения, если не вовсе

презренном. В их рассказах он представал ограниченным, тщеславным,

педантичным, легковерным и пристрастным, убоявшимся расходов на королевское

захоронение священных останков своей несчастной мученицы-матери и в то же

время повседневно обираемом до скудости фаворитами и прихлебателями.

Подавляемый властным призраком королевы, которую он не мог ни любить,

ни по достоинству ценить, он привлек к себе сердца тех, кем правит, лишь в

силу непостоянства человеческой природы, склонной ликовать от всякой

перемены. Поскольку мои собеседники не имели личных причин чернить и

принижать его, я вынуждена была, хотя бы отчасти, положиться на их суждения

и своей первейшей заботой почла увидеть короля, надеясь, что в его лице

прочту опровержение всех обвинений. Какое разочарование я испытала, когда

собственные впечатления заставили меня согласиться с его

недоброжелателями! С изумлением я увидела в Иакове молодость без свежести, царственность

без величавости, знатность без достоинства; хитрость и скрытое искательство

читались в лице, черты которого, не напоминая красотой ни одного из

родителей, были, однако, не лишены правильности; сутулость и развалистая

походка сообщали неисправимую неуклюжесть фигуре, от природы стройной.

Сердце мое оскорбленно отвергло его и уединилось в своем малом мире, не

ища ни малейшей близости к его миру. Я решила не спеша наблюдать его

характер и поступки и не отважилась поручить его заботе то единственное

сокровище, что Небесами дано мне было сохранить из всего, чем некогда они

меня одарили. Намереваясь дать дочери образование, подобающее тому

жребию, для которого она была рождена, я решила, что поступлю разумно,

скрыв в сердце своем, хотя бы на время, тайну ее прав на высокую судьбу. Те

странности, что с каждым днем становились все очевиднее в складе ума и в

понятиях короля, не раз заставляли меня порадоваться сдержанности и

предусмотрительности, которые я проявила тогда.

Я, однако, сочла необходимым открыто принять тот титул, на который

никто иной притязать не мог, который некому было у меня оспаривать. Чтобы

иметь возможность носить его подобающим образом, не обращаясь к

ценностям, доставшимся моей дочери, мне необходимо было отправиться в замок

Кенильворт, принадлежащий теперь другой семье. В одном из помещений