Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Оставайтесь здесь, Хорас, – распорядился он.

Инспектор, ничего другого не ждавший, молча кивнул. Констебль Мелкинторп, сгоравший от любопытства, развернулся на водительском сиденье и открыл рот, но сразу закрыл его. Он догадался, что инспектор Харботтл ответит на нескромный вопрос лишь презрительной усмешкой.

– Жарковато, – проблеял он.

Инспектор раскрыл предусмотрительно захваченную с собой газету и погрузился в чтение.

– В это время года бывает жарко, – раздалось из-под газеты.

Констеблю не хватило смелости для продолжения разговора, пришлось довольствоваться наблюдением за старшим инспектором, шагавшим через поле к Кенелму Линдейлу.

Тот заметил его, но остался на месте, не прерывая разговора с работником.

– Сначала закончите здесь, – сказал Линдейл. – Я скоро вернусь и проверю. Добрый день, старший инспектор! Чем могу быть вам полезен на сей раз?

– Добрый день, сэр. Простите, что мешаю, но мне надо с вами поговорить.

– Хорошо. Думаю, лучше вам пройти в дом.

– Отойдем от вашего шумного механизма и побеседуем тут.

– Вот ведь адские машины! – посетовал Линдейл, провожая его к терновой изгороди, разделявшей поля. – Как я тоскую по старинным методам! Но они канули в прошлое. Итак, что вам понадобилось?

– Буду с вами откровенен, сэр. Советую и вам проявить соображение и ответить мне тем же. Я мог бы задать свой вопрос миссис Линдейл, но знаю, что вы предпочитаете иное.

– Продолжайте, – бесстрастно промолвил Линдейл.

– Скажите, миссис Линдейл в действительности является женой Фрэнсиса Алоизия Нентолла, жителя Брейдгерста?

Линдейл молчал, не показывая виду, что вопрос его удивил. Шагая рядом со старшим инспектором, он сосредоточенно смотрел себе под ноги.

– Ее девическая фамилия Соулби, – продолжил Хемингуэй. – Брак заключен 17 октября 1942 года.

Линдейл вскинул голову, его глаза зло сверкнули.

– Что толку отрицать, если вы можете доказать это? – воскликнул он. – Черт бы вас побрал! По закону все так. Не будь Нентолл католиком и неисправимым ханжой, она была бы моей.

– Не сомневаюсь, сэр.

– Как вы это раскопали? – спросил Линдейл.

– Не будем вдаваться в частности. Мне важно узнать…

– А вот и будем! У меня есть право знать, кто вам это разболтал. Если бы не чья-то болтливость, у вас не возникло бы ни малейшей причины для подозрения. Поэтому я спрашиваю: кто сунул нос в мои личные дела?

– Вы сами это знаете, сэр.

– Уорренби? – Линдейл смотрел на Хемингуэя, сведя брови на переносице. – У меня есть основания думать, что он знал – одному богу ведомо откуда! Но с вами-то он не мог поделиться своей информацией… Разве что вы наткнулись в его бумагах на донесение какого-нибудь соглядатая!

– Вы этого ждали? – быстро спросил Хемингуэй.

– О, нет! Зачем бы ему этим заниматься? Как-то я услышал от него кое-что, заставившее заподозрить, что он осведомлен о Нентолле. Однажды в «Красном льве» я его допек – я на дух его не выносил, знаете ли! – и он вдруг спросил, говорит ли мне что-нибудь фамилия Нентолл. Я ответил отрицательно. Больше он об этом не заикался и, насколько мне известно, не стал про нас болтать. Вряд ли про нас знал еще кто-нибудь, хотя, например, жена майора Миджхолма всегда старалась вникнуть в подробности нашей жизни.

– Скажу вам честно, сэр, об этом никто не знает, кроме меня и инспектора. Излишне говорить, что сам я не стану этого разглашать, если только не возникнет необходимости.

– Уверен, что не станете, но необходимость может возникнуть. Надеюсь, что вы напали на след того, кто укокошил Уорренби до того, как стали изучать мое прошлое!

– Так вы говорите, сэр, что Уорренби упомянул вам об этом один-единственный раз? Вы уверены?

– Да. Думаете, он меня шантажировал? Нет! У меня нет ничего, что могло бы его заинтересовать: ни денег, ни влияния. Более того, если бы Уорренби предпринял попытку шантажа, я сразу обратился бы в полицию. Жить с чужой женой – не преступление, так что бояться полиции мне нечего. Могу лишь предполагать, что он узнал нашу тайну случайно и намекнул, что заставит меня дорого заплатить, если я вздумаю перейти ему дорогу.

– Должен ли я понять это так, что Уорренби применил свое знание лишь для того, чтобы излить свою желчь?

– Звучит маловероятно, но, похоже, так и вышло, – хмуро согласился Линдейл. – Вероятно, он вынашивал какие-то планы. У меня сложилось впечатление, будто он ляпнул это отчасти со зла, отчасти как угрозу: мол, не примете меня в свой круг – пожалеете!

– А он мог заставить вас пожалеть?

Линдейл остановился и произнес: