Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

– Хорас, тут написано, что при последнем обновлении разрешения на огнестрельное оружие пару лет назад покойный Уолтер Пленмеллер имел автоматический «кольт-вудсмен». В ружейном шкафу в Торнден-Хаусе его не было. Что скажете?

Инспектор подошел к столу и уставился на запись в журнале.

– Можно носить на себе такое оружие незаметно для окружающих? – спросил Хемингуэй.

– Думаю, можно, – ответил Харботтл. – Но, боже правый, сэр, зачем?

– В общем, пора заняться делами Пленмеллера, – мрачно произнес Хемингуэй.

– Да, но здесь никто ничего толком про него не знает. Будь хоть малейшая зацепка, нас давно поставили бы в известность. Его не любят, а поскольку все они ищут улики и мотивы, то нас уже навели бы на него.

– Вряд ли. Что бы ни раскопал Уорренби – если это послужило мотивом для убийства, – я уверен, что об этом никто больше не знал.

– Вы полагаете, что Уорренби пытался шантажировать Пленмеллера? Скорее он чем-то оскорбил его, а тот способен убить из мести, такой это человек. Но ничего подобного я пока не обнаружил. Более того, шеф, разве он твердил бы всем встречным, что от Уорренби надо избавиться, если бы собирался его пристрелить? Убийцы так не поступают.

– Да, – сухо отозвался Хемингуэй. – И ему это известно не хуже, чем нам. Если он тот, кого я ищу, то это вполне в его духе. Пленмеллер очень умен. Убийство совершено не таким замысловатым способом, чтобы мы начали приглядываться к человеку, всю жизнь сочиняющему детективы. Он не пытался обеспечить себе алиби, твердил мне и всем прочим, что не выносил Уорренби. Более того, Пленмеллер признался нам, что способен на убийство. Он все время спокоен. Это потому, наверное, что он о себе высокого мнения и считает себя слишком умным для того, чтобы я его поймал.

– Вы же не думаете, что он совершил это просто из ненависти к Уорренби?

– Нет. Ненависть к Уорренби подстегивала его к поиску способов до него добраться. Сдается мне, он своего добился. Уорренби такое не могло понравиться. Мы знаем, что было, когда с ним пренебрежительно обошелся Линдейл.

– Подождите, шеф! – не выдержал инспектор. – Если Уорренби его шантажировал, он бы не посмел его донимать.

Хемингуэй покачал головой:

– Вряд ли это был заурядный шантаж. Но мы знаем со слов клерка Уорренби, что тот любил выяснять подноготную людей, мол, всегда может пригодиться. Заодно это давало ему ощущение силы. Вряд ли Уорренби намеревался открыть Линдейлу, что знает его тайну, это вышло случайно, когда он вспылил. Теперь предположим, что он знал нечто, дискредитирующее Пленмеллера. Неужели вы считаете, что он терпел бы грубость, нападки, помехи, которые тот ему чинил на каждом шагу, когда можно было просто поставить Пленмеллера на место, заявив, что он знает его тайну? Да и кто упустил бы шанс для торжества? Вот где он поскользнулся: таких, как Пленмеллер, опасно шантажировать.

– Не исключено, – кивнул Харботтл. – Не только опасно, но и нелегко. Он склонен хвастаться, будто что-то натворил, а не скрывать свои прегрешения. Взять хотя бы его бесстыжий рассказ про то, как он довел до смерти собственного брата!

– Именно об этом я и думаю. В общем, необходимо во всем разобраться. Вы прочитали все материалы?

– Дознание по Уолтеру Пленмеллеру? Ничего не читал, кроме письма, которое он оставил.

Хемингуэй нахмурил брови:

– Даже рапорт не изучили? Почему тогда остановились на письме?

Инспектор заморгал.

– Там было только оно. Я нашел его в жестяной коробке. Материалов коронерского дознания не видел.

– Вы хотите сказать, что Уорренби забрал письмо из соответствующей папки и сунул его в свои бумаги?

– Да, сэр. Не знаю, как принято поступать с рапортами о дознании. Поскольку Уорренби сам был коронером, я не придал этому особенного значения. Предположил, что он собирался дразнить письмом Пленмеллера.

– Когда в следующий раз найдете подобный документ в неподобающем месте, извольте доложить мне! – гневно потребовал Хемингуэй. – Я думал, вы полностью ознакомились с тем делом! – Он выдвинул один из ящиков стола и стал в нем копаться.

– Простите, сэр, просто то дело выглядело совершенно пустым! Я обсудил его с Карсторном и пришел к выводу, что речь идет о несомненном самоубийстве.

Хемингуэй, найдя письмо, впился в него взглядом.

– Почему же тогда Уорренби припрятал письмо? – воскликнул он. – Только не надо говорить про его намерение подразнить Пленмеллера! Тот и ухом не повел бы: письмо наверняка огласили в суде!

– После всего того, что мы услышали от Каупланда, сэр, я подумал, что Уорренби хотел найти хоть что-то, чтобы уязвить Пленмеллера. Письмо – подходящий документ. Он предстает в нем бессердечным человеком, намеренно действующим брату на нервы. Простите, сэр.

– Ладно. Я тоже виноват: надо было спросить, где вы нашли письмо. Несите папку! Если офис закрыт, узнайте, где живет Каупланд и…

– Не беспокойтесь, сэр, я ее добуду! – заверил инспектор, стоя по стойке «смирно».

– Выясните заодно, на месте ли начальник полиции. Мне необходимо с ним поговорить.