Убийства на Чарлз-стрит. Кому помешал Сэмпсон Уорренби?

Вскоре дежурный сержант доложил, что полковник Скейлз прибыл несколько минут назад для встречи с суперинтендантом. Полковник Скейлз как раз прощался с весьма дородным суперинтендантом, когда к нему в кабинет вошел Хемингуэй.

– Здравствуйте, Хемингуэй, садитесь! Надеюсь, вы напали на след?

– Кое-что есть, сэр, – ответил тот. – Один из моих сотрудников отправил вещественное доказательство вашему доктору Ротерторпу. Вечером он сможет что-то сообщить. Он сказал, что располагает небольшой лабораторией, поэтому нам не придется связываться с Ноттингэмом.

– Что за вещдок?

– Пока не могу сказать, сэр. Уверен, мы на верном пути. Это долгая история.

– Тогда возьмите сигарету или закурите собственную трубку, – предложил полковник. – Мне очень любопытно! У вас все, Митчэм?

– Да, сэр, – с сожалением признался дородный суперинтендант и вышел.

– Выкладывайте! – потребовал полковник.

– Сэмпсона Уорренби застрелили не в 7.15 и, вероятно, не из винтовки.

– Господи! Почему вы так решили?

Хемингуэй подробно объяснил. Полковник внимательно выслушал его, но, когда старший инспектор замолчал, сказал с удрученной улыбкой:

– Не отрицаю, я многое упустил в данном деле. – Он вздохнул. – Вы действуете высокопрофессионально! Если убийство совершено между 6.00 и 6.30, то это существенно сужает выбор подозреваемых.

– Если преступник – не кто-то, о ком мы ничего не знаем, сэр, что вряд ли, подозреваемых остается четверо, причем вероятными являются всего двое. Алиби на этот отрезок времени отсутствуют у викария, старшего Хасуэлла, молодого Ладисласа и Гэвина Пленмеллера. Если это викарий обзавелся чужим стволом и убил из него Уорренби или еще кого-нибудь, то я сразу подам в отставку, не дожидаясь увольнения. Мнения о Хасуэлле у меня нет, он человек замкнутый, но на него я бы не подумал, потому что не выявил у него даже подобия мотива желать устранения Уорренби.

– Уверен, что и не обнаружите, – заметил полковник. – Я знаю Хасуэлла много лет, собственно, мы друзья, и хотя это обстоятельство не должно иметь веса, оно заставляет меня утверждать, что если Уорренби убил он, то я обманывался в нем с самого момента знакомства!

– Все в порядке, сэр, на Хасуэлла я не думаю. Остаются Ладислас и Пленмеллер. В этой паре я предпочитаю второго.

– У поляка Ладисласа есть явный мотив, – напомнил полковник. – Согласен, именно Пленмеллер скорее замыслил и осуществил бы преднамеренное убийство, но у него, похоже, мотива нет вовсе.

– Именно это я и хотел с вами обсудить. В отличие от остальных, он располагал автоматическим пистолетом нужного нам калибра. Это оружие числится в арсенале брата, но его не оказалось в оружейном шкафу, когда я туда сунулся. Мы, конечно, не знаем пока, каким арсеналом может располагать Ладислас, но я не слышал, чтобы армия, английская или иностранная, имела на вооружении пистолеты такого калибра. Если пистолет не остался у него после войны, то откуда бы ему взяться? Итак Гэвин Пленмеллер. О нем я и собирался с вами посоветоваться, сэр.

– Ничего не могу вам о нем сказать, – отозвался полковник. – Он мне не нравится, согласен, Пленмеллер способен спланировать такое убийство. Правда, не понимаю, зачем ему понадобилось бы его совершать? Может, запутанные сюжеты, которые Пленмеллер придумывает, повлияли на его мозги и он решил доказать себе, что способен посрамить полицию?

– Подобных предположений я не выдвигаю, сэр, хотя он, без сомнения, считает себя способным в два счета посрамить нас. У меня сильное подозрение, что это старая история: человеку сошло с рук одно убийство, и он вообразил, что раз однажды уже обвел полицию вокруг пальца, то это получится снова.

Полковник вздрогнул:

– Что?! Господи! Вы хотите сказать…

– Я хочу выяснить, что именно произошло, когда Уолтер Пленмеллер ушел из жизни якобы по своей воле, – заявил Хемингуэй.

Глава 18

Полковник долго смотрел на старшего инспектора, а потом спросил:

– У вас есть причины предполагать подобное?

– Вот это, сэр. – Хемингуэй положил на стол письмо Уолтера Пленмеллера. – Найдено среди бумаг Уорренби. Я хочу понять, зачем он изъял письмо из папки и хранил у себя.

– Изъял из папки? Но это нарушает…

– Да, нарушает, – кивнул Хемингуэй. – Остается предположить, что у него имелись веские основания. Интуиция подсказывает, что в этом письме содержится разгадка.

Полковник схватил письмо и стал читать.

– Хорошо это помню, – сказал он. – Письмо, по-моему, гадкое. Такое у меня создалось впечатление тогда… Я даже пожалел Гэвина.

– Из письма становится ясно, что братец люто ненавидел его, и, полагаю, не без причины.

– Ерунда! – возразил полковник. – Уолтер вовсе его не ненавидел! Уолтер всегда был неуравновешенным, а после ранения на войне срывался по малейшему поводу. В общем, нервы у него были совершенно ни к черту. Он страдал кошмарными мигренями, жаловался на бессонницу. Лондонский специалист, к которому Уолтер обратился, прописал снотворное. Установлено, что в вечер смерти он принял такую таблетку.

– Случайно не смертельную дозу?