В гостиной горел камин. Хемингуэй предложил Синтии устроиться у огня. Ее как будто приободрило это гуманное предложение, но, присев на самый краешек глубокого кресла, она впервые в жизни напряженно, как ревностная ученица, выпрямила спину. Синтия не спускала глаз с детективов, как ребенок, пойманный на чем-то непозволительном и постыдном.
– Мисс, предлагаю не ходить вокруг да около, – проговорил Хемингуэй. – Я знаю о ваших предосудительных занятиях и уверен, что вы понимали, чем это грозит, потому что мистер Сэтон-Кэрью наверняка предупреждал вас о неприятностях, которые неминуемо возникнут, если кто-нибудь узнает, что у вас есть кокаин.
Она испуганно кивнула, всхлипнув.
– Когда он начал снабжать вас порошком?
– Сначала я попробовала просто для развлечения. После этого возникло такое волшебное ощущение! Это все нервы…
– Если бы вы продолжили свои игры, от ваших нервов быстро осталось бы одно воспоминание, – сухо заметил Хемингуэй. – Почему мистер Сэтон-Кэрью стал давать вам кокаин?
– Не знаю! Был бал с драгоценностями, я паршиво себя чувствовала и выглядела, как ведьма, голова раскалывалась, Дэна мне сам бог послал! Раньше мне с ним было тоскливо – старикашка, ну, в лучшем случае дядюшка, да еще мамин дружок, вот я от него и отворачивалась. Конечно, я его мало знала. Оказывается, Дэн понимал, как лечить мои нервы и утомляемость, он был заботливый! – Ее глаза опять наполнились слезами. – Какой ужас, что его больше нет! Невыносимо! Мама никогда ничего не понимала, не то что Дэн!
– Когда он дал вам пудреницу?
– Это был подарок на Рождество. Он взял с меня слово, что я воспользуюсь этим, только если мне станет совсем худо, и предупредил, что до Пасхи не сможет снова наполнить ее. Наверное, смог бы, если бы я была с ним ласкова, потому что Дэн был от меня без ума!
– Не сомневаюсь. Когда ваша мама узнала, что вы принимаете наркотики, мисс Хаддингтон?
– Мама ничего не знала!
Он покосился на нее.
– Когда вы потеряли пудреницу, мисс?
– В день того кошмарного бриджа. Не знаю, когда мама ее нашла, потому что она понятия не имела… Говорю вам, она не знала! Ума не приложу, зачем она спрятала ее в своей шкатулке. Хотела помешать мне встретиться с Лансом Гизборо? Она ведь его не выносила!
– Вчера днем здесь побывал доктор Уэструтер. Вы его видели, мисс?
– Да, он выписал мне успокоительное.
– А не средство на случай приема опасных наркотиков?
Синтия вздрогнула:
– Нет!
– Вы уверены, мисс? Может, доктор Уэструтер интересовался, как давно вы…
– Нет, нет! Клянусь, ничего такого! Просто осмотрел меня, как всегда делают врачи, сказал, что я слишком впечатлительная, и пообещал выписать лекарство, которое улучшит мое самочувствие. Мама объяснила, что мы поедем в какое-то известное ему замечательное место, где я смогу ездить верхом и готовиться к сезону. Он ни слова не сказал об этом! Поверьте, ни словечка!
– Мисс, не надо лишних волнений. Принимайте прописанное врачом лекарство, и вскоре у вас пройдет тяга к этому мерзкому наркотику. Не знаю, говорил ли вам это Сэтон-Кэрью. Если нет, послушайте меня. Хранение такого наркотика – нарушение закона. Вы можете угодить в серьезную беду, не говоря о превращении в законченную наркоманку. Если вы еще не видели людей в подобном состоянии, то, поверьте мне, лучше приложить все старания, чтобы не превратиться в невольницу этой привычки. Я не стану предпринимать никаких шагов, потому что вижу: вы еще несмышленое дитя. После смерти Сэтона-Кэрью вы не знаете, где раздобыть эту дрянь. Вот что я сделаю: поставлю в известность вашу тетушку.
Синтия вскрикнула.
– Прекратите, мисс! Мисс Пикхилл души в вас не чает. Она пойдет на все, чтобы вам помочь. Не хотите же вы попасть под суд?
– Вы обещали! – простонала Синтия.
– Да, и сдержу обещание, если получится. А вам придется взять себя в руки. Сначала это будет непросто. Если сорветесь, то мое обещание утратит силу, и не успеете моргнуть, как окажетесь в специальном заведении, где вас подвергнут неприятным лечебным процедурам, а потом вам будет угрожать судебное преследование!
Перепуганная Синтия вжалась в спинку кресла. Покинув ее, Хемингуэй отвел мисс Пикхилл, встреченную на лестнице, в будуар и провел там с ней изнурительные полчаса. Добрая душа, испытав потрясение, ужас, отвращение и праведный гнев, разрыдалась и забормотала, пряча лицо в огромном платке:
– Я виню во всем сестру! С первого взгляда было ясно, какое это хрупкое дитя! А она только и делала, что таскала ее по приемам. Я твердила, что так не миновать беды. Теперь все видят, что я была права! Я ее вылечу, даже если мне придется посвятить этому остаток жизни. Там дел невпроворот: беспринципность, безбожное воспитание! Об этом даже подумать больно…
– Жаль девушку! – сказал Грант, выходя вместе со старшим инспектором на улицу.
– А мне нет! – заявил Хемингуэй. – Маленькая паршивка – вот кто она. Легко отделалась. В общем, Сэнди, то, что мы сегодня здесь выяснили, никого не касается. То-то я вам твержу, что, когда дело застопорится, обязательно жди прорыва…