– Не только Эмилианы Кобос, но и Беатрис дель Пераль, Маркиза, с которым мы скоро увидимся, Пепиты Лисарран, главного редактора журнала… Я кого-нибудь забыла?
– Марту Мерчан, бывшую жену Вальдеса.
– Запишите и ее тоже. Я хочу знать, сколько денег у каждого из них рассовано по всему миру.
– Боюсь, судья сочтет неоправданной выдачу такого количества ордеров.
– Выдаст как миленький – судья будет нам во всем помогать. Если удастся доказать, что дело, которым занят Молинер, и наше с вами дело связаны, судья выпишет гораздо больше ордеров, чем нужно. Эта история задевает важных людей.
– Хорошо, инспектор.
– Вы достали адрес Маркиза?
– Да, инспектор.
– Отлично. Встретимся с вами там в пять часов.
– Будет исполнено, инспектор.
Лучше не придумаешь! Почему нам вечно хочется ближе сойтись с себе подобными, узнать друг про друга побольше, завязать товарищеские отношения? А ведь куда проще жить вот так. Гарсон – мой подчиненный, я его начальница. Мы вместе выполняем определенную работу. Выполнили – и свободны. К несчастью, наша работа делается не на конвейере, где разговаривать было бы запрещено правилами. Нет, мы проводим вместе уйму времени, когда приходится чего-то ждать, вместе ездим, обедаем и ужинаем. И это настоящее товарищество. Гарсон знает меня так же хорошо, как и я его. Но каждый из нас исхитряется выступать еще и в роли совести другого. Вслух, само собой разумеется! Немыслимо продолжать так и дальше. Попросить комиссара Коронаса заменить мне помощника? Во всяком случае, служители Бога поступают именно таким образом. Когда монаху начинает нравиться жизнь в его общине, настоятель переводит его в другое место. Думаю, в их случае речь идет о том, что надо больше страдать. Иными словами, им надо стремиться к тому, чтобы лучше исполнять свое призвание, а страдание – мудрость подвижников. Не исключено, что и от меня пользы будет больше, если я буду работать без Фермина Гарсона.
Я размышляла об этом, гуляя по Мадриду. Смотрела на чистое небо Кастилии, на сияющий свет, который не тускнел из-за близости моря, как в Барселоне. Я, вне всякого сомнения, переживала кризисный момент. Иначе как объяснить, что меня до дрожи бесило любое вмешательство в мою жизнь? Я сознательно, без колебаний выбрала для себя одиночество, а теперь, кажется, собиралась достичь еще более высокой степени этого самого одиночества, что оказалось делом трудным, ведь вокруг всегда есть люди, а люди непременно вступают между собой в некие отношения – что-то тебе дают и хотят, чтобы ты возвращала долг, улыбаются, суетятся, выносят суждения, злятся и любят, разговаривают, видят тебя и желают, чтобы их тоже замечали.
Когда я завершу это дело, если только это дело когда-нибудь завершится, попрошу у комиссара Коронаса месячный отпуск – чтобы получился целый месяц подряд. И отправлюсь в монастырь. В такой, где сдают комнаты с едой. Буду гулять на природе. Читать полное собрание сочинений Пушкина – это в моей интеллектуальной биографии лакуна, которую пора ликвидировать. Буду наблюдать за поведением муравьев в муравейнике, если, конечно, мой отпуск не случится зимой. Попрошу монахиню, отвечающую за обслуживание постояльцев, чтобы еду мне приносили в келью. Если увижу кого в коридоре, отвернусь, избегая даже приветствий. А если за месяц такая жизнь мне понравится, поступлю монахиней в эту общину. Хотя, разумеется, для меня подобное решение будет очень тяжелым. Я не верю в Бога, не смогу выполнять обет послушания, молиться, вставать в пять утра, не смогу стать полноценной частью общины. Не говоря уж об отказе от книг, музыки, сигарет, виски и кофе.
В конце концов я даже додумалась до того, что должны существовать монастыри для мирян, людей слегка измученных жизнью, для тех, кто любит одиночество, но не готов отказаться от земных благ и удовольствий. А как там будет обстоять дело с сексом и любовью? Неужто и от них придется отказаться, чтобы монастырь за три дня не превратился в бордель? А на какие деньги будет существовать община? Откуда берут деньги монахи и монахини? Изготовляют сладкие напитки и вышивают крестиком? Как добыть денег? Это будет главной проблемой – как всегда, впрочем. Деньги, деньги, деньги, деньги. Я снова вернулась мыслями к расследованию. Интересно, добился ли чего Молинер от министра? Мы договорились встретиться в девять в гостинице, где для него тоже забронирован номер. Тогда он все и расскажет… Вернувшись к реальности, я огляделась по сторонам. Где я нахожусь? Кто знает. Кажется, заблудилась.
Я остановила такси и дала водителю бумажку с адресом Хасинто Руиса Норуэлла. Было уже почти пять. Не хватало только опоздать. Таксист попытался было завязать беседу:
– Как вы думаете, будет дождь?
–