Под конец было решено, что Молинер с Родригесом тщательно изучат семейное и дружеское окружение Росарио Кампос. Они будут действовать в контакте с мадридским комиссариатом, который занимается делом министра. Возможно, кто-нибудь что-нибудь сообщит об убитой девушке как о шантажистке-любительнице или решится заговорить один из заместителей министра. Нам с Гарсоном предстояло вернуться в Мадрид и идти по следу, указанному Маркизом. Надо выяснить, был ли Вальдес профессиональным шантажистом и не из этого ли источника он получал дополнительные доходы.
В теории наша стратегия выглядела отлично, но я задавалась вопросом: удастся ли нам вытянуть что-то еще из человека, который знал об этом деле понаслышке, да и сам пока оставался под подозрением. Вероятно, придется побродить по барам, куда заглядывают сливки мадридского общества, попытаться сунуть нос в гущу сплетен, которыми всегда была богата столица. Такая перспектива привела меня в ужас, к тому же я все равно не видела впереди очевидного выхода из тупика.
Разнос, устроенный Коронасом, завершился самым неприятным для нас образом: нам было велено вылететь в Мадрид сразу же, не дожидаясь завтрашнего дня. Он желал, чтобы уже с самого раннего утра мы были готовы снова взяться за дело. У нас оставалось время только на то, чтобы заехать домой и взять чистую одежду на смену старой. Потом мы поедем в аэропорт и последним, одиннадцатичасовым, рейсом полетим в Мадрид. Билеты для нас будут заказаны по особым каналам.
Мы договорились с Гарсоном встретиться в аэропорту.
– Там мы успеем и поужинать. – Это была самая важная на тот момент мысль, посетившая его, когда он уже садился в такси.
Я приехала домой в страшном раздражении. В котле накопилось столько пара, что он мог взорваться в любую секунду. Проходя мимо зеркала в прихожей, я краем глаза глянула на себя. Видок у меня был хуже некуда, волосы растрепаны, лицо усталое. Как назло, я не успевала даже принять душ. Прошла в спальню и принялась выкидывать из чемодана грязное белье. В этот миг в дверном проеме возникла Аманда.
– Привет! – бросила она.
Я вздрогнула и обернулась:
– Как ты меня напугала! Я не знала, что ты дома.
– Ты уезжаешь?
– Опять в Мадрид, новые осложнения.
– Думаю, я тоже отсюда съеду.
– Решила вернуться в Жирону?
– Нет, я еще побуду в Барселоне, но переберусь в гостиницу.
– И за каким лешим тебе вздумалось перебираться в гостиницу?
– Я понимаю, что мое присутствие тебе мешает.
– Не говори глупостей! Кроме того, я же тебе сказала, что уезжаю, так что тебе не о чем беспокоиться. Молинер пока остается в Барселоне.
– Хорошо, тогда я не стану переезжать в гостиницу.
– Вот и замечательно.
– Я сожалею, что все так получилось, но, если честно, ты тоже была не на высоте. Почему ты не давала мне советов все те годы, пока я была замужем и только напрасно теряла время? Пожалуй, тогда они пришлись бы кстати.
– Время всегда теряется напрасно, замужем мы или нет. А в конце нас всегда ожидает смерть. Но ты права, мне не следовало вмешиваться в твою жизнь. И теперь я исправилась: мне совершенно все равно, крутишь ты роман с полицейским или спишь с орангутаном.
Она пристально посмотрела на меня, и в ее глазах я прочитала ненависть.
– Петра, ты превратилась в жестокую и бесчувственную женщину, ты стала эгоисткой. И теперь меня не удивляет, что ты живешь одна – думаю, ты останешься одинокой на всю жизнь.
Сестра плавно вышла из комнаты. Я услышала, как она чем-то занялась на кухне.
Я наконец уложила вещи в чемодан и уже от уличной двери попрощалась с Амандой, словно собиралась всего-навсего выбежать к киоску за газетой. Она не ответила.
В аэропорту меня ждал Гарсон. Времени у нас было более чем достаточно – вылет откладывался на два часа. Его в первую очередь волновала проблема ужина. Бар в зоне внутренних рейсов уже закрылся.
– Надо сказать им, что мы полицейские, тогда нам позволят пройти в зону международных рейсов, а там кафе еще открыто.
Так мы и сделали, мой товарищ не собирался лететь на голодный желудок, а мне хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Нагоняй, полученный от начальника, да еще семейная ссора – это как раз те две вещи, которые дают право на некоторые вольности.
Там, среди иностранцев, ожидавших своих рейсов, мы и позволили себе расслабиться. Гарсон взял два бутерброда, а мне принес салат с тунцом, который я щедро сдобрила пивом. Потом мы с Гарсоном перешли на виски.
– Здорово нам досталось от комиссара! – бросила я.
– Да ладно вам! Видели бы вы, что делается в других комиссариатах. Коронасу захотелось немного показать себя – чтобы подстегнуть нас. Беда в том, что вы слишком уж чувствительны.
– Правда? Да что вы говорите! А кое-кто считает наоборот.
– Видно, этот человек плохо вас знает.
– И вам не кажется, что я стала жестокой эгоисткой?
– Такое в той или иной степени происходит с любым полицейским, а все из-за того, что мы вынуждены соприкасаться с самой пакостной стороной реальности. Но если ты при этом еще и живешь одиноко, то дело становится куда серьезней.
– Могу я задать вам один вопрос, Фермин?
– Если он не личного свойства…
– Личного.