Взяв под сомнение записку Мандта, можно позволить себе привести свидетельство некоего «неизвестного лица», сообщенное со слов доктора Карелля, коллеги лейб-медика Мандта. Это лицо рассказывает, что «17-го февраля он (Карелль —
Если допустить, что приведенная здесь ссылка на свидетельство Карелля достоверна, тогда так называемая записка Мандта теряет все свое значение и дело в связи с данными камер-фурьерского журнала принимает иное освещение.
События могут представляться следующим образом. В начале февраля Николай заболевает простудой, настолько, однако, незначительной, что почти не нарушается обычный ход его жизни: с 7 по 10 февраля никаких указаний на развитие болезни не встречается в камер-фурьерских журналах. И никаких жалоб для публики не дается. 10–11 февраля простуда обнаруживается легкой лихорадкой и проходит. Далее, 12-го числа Николай получает известие из Евпатории: неприятель прочно закрепился в Крыму. Это означает, что война по существу проиграна. Мало того, рушится вся внешняя и внутренняя политика и сами основы миропонимания императора Николая I. Было от чего впасть в тяжелые раздумья и оказаться во власти ночных кошмаров. Чтобы скрыть это тяжелое настроение, овладевшее Николаем, во дворце поддерживают разговоры о лихорадке, о его нездоровье. Двор обеспокоен затворничеством царя, ежедневно съезжаются во дворец лица, близкие царской фамилии, в ночь с 17-го на 18-е во дворце остается на ночь великий князь Константин Николаевич и министр двора граф Адлерберг. Предположим, что Николай действительно принял в эту ночь яд. Этим мы как будто противоречим главному нашему источнику — камер-фурьерскому журналу, который начинает бить тревогу еще 17 февраля днем.
Но на полях того же журнала встречаются три бюллетеня, содержание которых указывает на то, что во дворце ночной кризис не был неожиданностью: «Вчера была сильная лихорадка с страданием правого легкого. Всю ночь лихорадка продолжалась и мешала спать Его Величеству; извержение мокроты свободное, заметно, что и подагра участвует в болезни». «Болезнь Его Имп. Величества началась легким гриппом, а 10-го же февраля при слабых подагрических припадках обнаружилась лихорадка». «С появлением вчера страдания в правом легком лихорадка была довольно сильна. Ночь Его Величество провел без сна. Сегодня лихорадка несколько слабее и извержение легочной мокроты свободно» (на подлинном подписали: Мандт, Енохин, Карелль).
Самым важным вопросом при определении создавшегося в действительности положения является вопрос, когда камер-фурьер заносил записи в журнал? Ровность почерка, выдержанность стиля каждой ежедневной записи говорят за то, что они делались им поздно вечером, когда жизнь во дворце замирала и можно было подвести итоги дню, или на другой день поутру. При внимательном рассмотрении страниц журнала за 17 и 18 февраля можно легко заметить, что запись касательно молебна о здравии больного сделана свежими черными чернилами до слов «читана была молитва об исцелении от тяжкой болезни Государя Императора»; эта же фраза и последующие написаны явно в другой прием, везде иными, бледными, разбавленными водою, чернилами. Далее, все сообщения и бюллетени о болезни Николая за эти дни вписаны на полях журнала, тогда как вообще поля оставались чистыми и в продолжении нескольких недель на них делались записи только о событиях, пропущенных камер-фурьером.
Возникает гипотетическое, но очень соблазнительное предположение: не были ли вписаны бюллетени за 17 февраля и часть событий за этот день задним числом, то есть 18 февраля? Впечатление явно вписанного позже, текста производит только бюллетень от 18 февраля (напечатанный в газетах под номером 3): «Затруднительное отделение мокроты, коим страдал вчера Государь Император, усилилось, что доказывает ослабевающую деятельность легких и делает состояние Его Величества весьма опасным».