Дальнейшее нам уже известно из ранее опубликованных материалов. Императора срочно соборовали, внесли соответствующие записи в камер-фурьерский журнал задним числом, придав невинной простуде видимость неизлечимого недуга…
Обо всем случившемся, а главное — о беседе с императором и его приказе лейб-медик Мандт написал позже брошюру и хотел издать ее в Дрездене, но московское правительство, узнав о его намерении, пригрозило лишением весьма солидной пенсии, если он немедленно не уничтожит написанное. Мандт выполнил это требование, но опасаясь быть обвиненным в отравлении венценосного пациента, рассказал во всех подробностях о случившемся избранному кругу заинтересованных лиц, Савицкий был одним из них.
«Утром, когда Николай еще лежал в своем кабинете, — свидетельствует Савицкий, — я пошел взглянуть на него. Страшилище всех европейских народов покоилось на ложе своем, прикрытое одеялом и старым военным плащом, вместо халата долго служившим хозяину. Над кроватью висел портрет рано умершей дочери Александры Николаевны, которую усопший очень любил, облаченной в гусарский мундир. Николай даже женскую прелесть без мундира не воспринимал.
В глубине кабинета стоял стол, заваленный бумагами, рапортами, схемами. В углу стояло несколько карабинов, которыми в свободное время тешился император. На столах, этажерках, консолях стояли статуэтки из папье-маше, изображающие солдат разных полков, на стенах висели рисунки мундиров, введенных царем в армию. У кровати сидел ген. Сухозанет и вытирал платком свои сухие глаза. Заявил мне, что дни и часы неотступно находится у тела императора без еды и воды, хотя при жизни и не любил покойного. На суровом лице усопшего выступили желтые, синие, фиолетовые пятна. Уста были приоткрыты, видны были редкие зубы. Черты лица, сведенного судорогой, свидетельствовали, что император умирал в сильных мучениях.
Александр ужаснулся, увидя отца таким обезображенным, и вызвал двух медиков — профессоров Медико-хирургической академии, повелел им любым путем убрать все признаки отравления, чтобы в надлежащем виде выставить через четыре дня тело для всеобщего прощания согласно традиции и протоколу. Ведь все эти фатальные признаки неопровержимо подтвердили бы молву, уже гулявшую по столице, об отравлении императора.
Последней волей Николая I был запрет на вскрытие и бальзамирование его тела, он опасался, что вскрытие откроет тайну его смерти, которую хотел унести с собой в могилу.
Два ученых, вызванных, чтобы скрыть подлинную причину смерти, буквально перекрасили, подретушировали лицо и его надлежащим образом обработали и уложили в гроб. Исследованный ими новый способ бальзамирования тела не был еще отработан должным образом и не предотвратил быстрое разложение тела; тогда обложили последнее ароматическими травами, чтобы заглушить зловонье».
Из Зимнего дворца тело покойного надлежало перевезти в Петропавловскую крепость, в царскую усыпальницу. Войска шпалерами встали от Зимнего до Петропавловки, и между стройными рядами застывших гвардейских полков двинулась в путь траурная процессия.
Во главе процессии шел царский двор, за ним — старший генералитет с ассистентами, неся на подушках короны и ордена, полученные едва ли не от всех европейских монархов, затем целая армия священников и катафалк, за которым шествовал молодой император с братьями своими, герольды, солдаты, одетые в древние мундиры. Идущая во главе процессии раззолоченная толпа держалась в высшей степени неприлично, мало того что всю дорогу в ней не прекращался говор и смешки, курили сигары и папироски, вызывая тем возмущение у сгрудившихся по обочинам улиц простолюдинов.
По отбытии императора из крепости начался воистину театральный разъезд. После рукопожатий и пожеланий, которыми обменивались разъезжающие, храм опустел, в нем осталось лишь смердящее тело покойного да гвардейский караул.
Четыре дня продолжались траурные богослужения, поутру и вечером повторялись одни и те же сцены, на пятый день гроб с пением «Вечная память» водрузили рядом с гробницей Петра III и Екатерины II.
Андрей Левандовский
Конец реформатора
В 1881 году первый весенний день пришелся на воскресенье. В Петербурге стояла ясная морозная погода. На центральных улицах города было людно: на Екатерининском же канале, в двух шагах от Невского лишь изредка попадались случайные прохожие; здесь никто не жил, никто не вел торговлю, да и для прогулок эта часть канала представлялась не очень привлекательной: с одной стороны — решетка набережной, с другой — высокий забор, угрюмые казенные здания… Именно здесь метальщики «Народной волн» Рысаков и Гриневицкий перехватили царский выезд в этот день; вошедший в историю как день последней облавы на государя императора всея Руси Александра Николаевича…