Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

У Александра хватило сил и для того, чтобы от слов перейти к делу. В 1861 году в значительной степени благодаря его последовательности был устранен корень всех зол, терзавших Россию, — многовековое крепостное право, затем подготовлен и проведен целый комплекс реформ: судебная, земская и многие другие, открывавшие путь к созданию нового, более прогрессивного государственного устройства. Казалось, Россия выбирается из полосы длительного застоя и готова семимильными шагами устремиться вперед, в будущее…

Но великие реформы требуют великих сил — и физических, и духовных. Их не было у Александра. Как и многие слабые люди, он ждал от своих действий немедленных благодетельных результатов. Между тем преобразования порождали массу новых проблем, которые, в свою очередь, требовали радикальных решений. Так, крестьянская реформа, при проведении которой власть всеми силами стремилась соблюсти интересы помещиков, подорвала-таки достаток и благополучие «благородного сословия», предопределив в то же время обнищание значительной массы крестьянства; новые учреждения, созданные судебной, земской, городской реформами, никак не вписывались в старый административно-бюрократический строй, вызывая глухое недовольство.

Путь реформ, на который так решительно вступил в начале своего царствования Александр, оказался воистину тернистым. Но, как выяснилось, свернуть в сторону — означало вообще потерять тропу под ногами. А что может быть, страшнее российского бездорожья с его лесами дремучими, песками зыбучими, тревожным вороньим граем да болотными огнями, манящими в самую топь…

Отщепенцы

По мере отказа от последовательных преобразований страны высшая бюрократия во главе с самим царем начала ощущать глухую, постоянно растущую угрозу и тому неустойчивому, парадоксальному государственному порядку, который возник в России в результате ее противоречивой политики, и своим собственным покою и безопасности. Угроза эта исходила не от разрозненных крестьянских волнений, стихийно возникавших в стране в первые пореформенные годы, — с ними справились без особого труда и надолго. Не могла всерьез пугать могущественную бюрократию и либеральная оппозиция, сложившаяся в это время в России. Ее представители, так или иначе, вписывались в существующую систему, подчиняясь закону, даже если считали его неправедным, и действовали исключительно в рамках дозволенного. Власти же все больше пугали люди, которые не хотели признавать вообще никаких рамок.

В 1866 году в Петербурге вышла книга, в которой как нельзя лучше определялись характерные черты этих действительно опасных смутьянов и бунтарей. Написана она была известными радикальными публицистами — Н.В. Соколовым и В.А. Зайцевым — и называлась «Отщепенцы». «Есть люди, поклявшиеся жить свободно… Они не хотели смешаться с толпою и взять в жизни номер. Пошлость рутинной практической жизни была им невыносима: они не могли долго терпеть ее, расходились с обществом и отрешались от него… Я называю их «отщепенцами».

…Отщепенцы — спокойные безумцы, восторженные труженики, мужественные ученые, которые проживают свою жизнь, отыскивая причины общественных зол и бедствий, проповедуя великую республику, блаженное социальное устройство, личную свободу, гражданскую солидарность, экономическую правду.

Отщепенцы — беспокойные люди, жаждущие только шума и волнений, воображающие, что им непременно нужно выполнить какое-то призвание, совершить какое-то священнодействие, защитить какое-нибудь знамя…

Отщепенцы — все те, кто не думал, не умел или не желал подчиниться общей доле…»

Вся эта книга была, по сути, компиляцией из работ европейских мыслителей и публицистов; в частности, вышеприведенные строки заимствованы авторами из памфлета французского радикала Ж. Валлеса, но именно у русского интеллигентного читателя они должны были вызывать особенно сильные чувства. Ведь в этих строках сжато и ясно формулировалось то, что ему, читателю радикальной публицистики, на протяжении целого десятилетия внушали «властители, дум» — сперва Чернышевский, затем Писарев, чуть позже — Бакунин, Лавров, Ткачев; внушали как идеал, более того — как единственно честный, единственно праведный образ жизни. Не идти на компромиссы, не сотрудничать с властью, не входить в систему обыденных служебных и бытовых отношений, не преобразовывать существующее путем повседневной «рутинной» деятельности, а бить его насмерть, разрушать беспощадно, во имя светлого будущего: «блаженного социального устройства, личной свободы, гражданской солидарности» и прочее, и прочее…

Наверное, «отщепенство» — явление закономерное для самых разных времен и народов, более того — необходимое: как нечто сверхординарное, будоражащее мысли и чувства, не дающее закоснеть в ленивой неподвижности. Но не дай бог «отщепенцам» из исключения превратиться в правило, стать определяющей силой… Нечто подобное и произошло в пореформенной России, придав ее истории неизъяснимо трагический характер.

В народе