Убийственное лето

Машину «Ситроен DS» оставили на больничной парковке. Я отдал ключи инспектору Пьетри, но он не мог мне точно сказать, когда Генриху Четвертому разрешат ее забрать. Я больше волновался из-за его машины, чем за свою участь.

Из кабинета, куда меня привели на допрос, мне разрешили позвонить Микки на лесопилку Ферральдо. Я сказал ему, что убил Лебалека и Туре, потому что считал, что они виноваты в том, что случилось с Элианой, и что я сам сдался полиции.

Его голос звучал грустно, но спокойно. И хотя он гоняет на своем желтом грузовичке, как ошалелый, он вовсе не такой балбес, каким я его стараюсь представить. Еще накануне вечером он почувствовал, что я совершил что-то ужасное. Когда утром он прочел газету, а потом расспросил Бу-Бу и Ферральдо, он домыслил все остальное. Он мне сказал так:

– Правильно сделал, что сдался. А теперь, пока ты один, следи за тем, что говоришь. Чем меньше скажешь, тем лучше.

Уже днем они втроем – с Бу-Бу и Ферральдо – нашли адвоката, и Микки спросил:

– Ты знаешь, куда они тебя отвезут?

Я ответил, что следователь хочет увидеть меня уже сегодня вечером, и я жду, когда меня повезут в Динь. Микки сказал мне:

– Мы так и подумали. Там и встретишься с адвокатом. Его зовут мэтр Доминик Жанвье. Молодой, лет тридцати, но он согласен тобой заняться, говорят, очень стоящий.

У меня перехватило горло. Я столько хотел ему сказать того, что не сказал раньше, и теперь жалею об этом. Уже поздно. Я сказал:

– Заботься как следует о Бу-Бу, и матери, и о Коньяте. И об Эль тоже. Обязательно привези к ней отца, она должна его увидеть.

Прежде чем повесить трубку, мы какое-то время оба молчали. Только слышны были помехи на линии. Я тогда сказал:

– Бедный мой брат. Если бы они захотели взять тогда в заклад это мерзкое пианино, ничего не случилось бы.

Помолчав, Микки сказал:

– В субботу утром мы с Бу-Бу поедем под окна банка «Креди мюнисипль» и устроим им обещанный концерт. Уж они наслушаются в свое удовольствие «Розы Пикардии», можешь даже не сомневаться.

Потом меня отвезли в Динь. Я долго сидел с жандармом в какой-то комнате во Дворце правосудия, потом за мной пришел другой жандарм и повел к адвокату. Пока я шел по длинному коридору, где гулко раздавались наши шаги, я мало-помалу различал лицо мужчины в темном костюме и темном галстуке, он ждал меня, стоя против света у окна.

Это были вы.

Ла-Фортель,

сентябрь-октябрь 1976,

апрель-май 1977