Убийственное лето

В какой-то момент – и это чистая правда – я стал сомневаться в том, что совершил собственными руками. Словно после ночи, проведенной в лихорадке, просыпаешься при ярком свете солнца и уже не знаешь, то ли это все тебе снилось, то ли было на самом деле. Я, Флоримон Монтеччари, убил из ружья двух человек, действительно убил, спустив курок и испытывая к ним такую ненависть, что смог по-настоящему их убить, – я, Флоримон Монтеччари, отшлифовал отпиленный ствол, купил в «Монопри» красную рубаху, нажал на газ, чтобы сбросить на ходу длинноволосого парня, цеплявшегося за дверцу моей машины, – нет, все это не явь, это ужасный сон. Такое не может присниться нормальному человеку. Такое могло присниться немецкой овчарке во дворе лесопилки, и тогда она внезапно залаяла во сне. Или той, другой собаке, которая подбирала мясные объедки под столом. И мне потребовалось немало времени, пока, прохаживаясь по тротуару в полосе тени, падающей от домов, я сумел отогнать от себя мысль, что на самом деле меня нет, что я существую только во сне какой-то собаки.

В два часа вернулся служащий, который видел Эль в субботу, в тот самый день, когда ее потом нашли на пляже, бесцельно блуждающую там в туфлях на высоких каблуках. Ему с виду лет шестьдесят, похож на добродушного дедушку. Зовут его Мишлен, как путеводитель[85].

Он сказал мне, глядя на меня снизу вверх из-за своего маленького роста:

– Она приходила посмотреть подшивку газет. Примерно в то же время, как и сейчас. Я не заметил, когда она ушла. А позже обнаружил, что она забыла сумку и очки. Я их отнес к себе в кабинет, полагая, что она за ними вернется. И больше про них не вспоминал. Ни в понедельник, ни во вторник. И обнаружил только в среду, когда открыл ящик. И сразу отнес в полицию. Сегодня утром ко мне заходил главный инспектор.

Он поколебался, глядя на меня своими светлыми глазками, потом добавил, понизив голос:

– Пьетри, из уголовной полиции. Они размещаются в префектуре.

Он знаком велел мне идти за ним в комнату, где стояли два потемневших от времени больших дубовых стола, на них лампы с зелеными абажурами, а вдоль стен тянулись полки с рядами огромных фолиантов. Он показал на дальний стол:

– Она сидела там одна. Я принес ей то, что она хотела посмотреть. Не знаю, сколько времени она тут пробыла. Я уже говорил, что не видел, как она ушла. И забыла сумку и очки.

Я спросил, не помнит ли он, что именно она хотела посмотреть. Он вздохнул, а потом ответил:

– Я уже показывал утром инспектору Пьетри. Она просила подшивку за тысяча девятьсот шестьдесят второй год.

Я не удивился, потому что был к этому готов. Я сказал:

– Я бы тоже хотел на нее взглянуть.

Я сел за тот же стол, что и Эль. Месье Мишлен принес мне три тома в черных переплетах – номера газеты «Ле-Провансаль» за июль, август и сентябрь 1962 года. Он сказал:

– Только не уходите, как она. Дайте знать, когда закончите.

Я не взял из полотняной сумки, оставшейся в машине, обрывок сигаретной пачки, на котором Эль записала имя Фьеро, а под ним дату, но запомнил: «Август 1962», – и первой открыл подшивку за август.

Нашел без труда. 18 августа 1962-го между 11.30 и полуночью неизвестный двумя пулями из пистолета застрелил Марчелло Фьеро сорока трех лет, когда тот закрывал свой бар в районе Капелет в Марселе. Женщина, которая, заслышав выстрелы, выглянула из окна, увидела убегавшего мужчину, но не смогла его описать.

Об этом убийстве сообщали и в последующие дни, но вы же понимаете, все меньше и меньше, а потом вообще перестали. Я долго разглядывал фото Фьеро. Такие фотографии делают в тюрьмах. Он дважды сидел, за что, уже не помню. Женщинам, наверное, нравятся такие лица: большие темные глаза, усы, придающие мужественности, потому что иначе, не знаю, говорю то, что почувствовал, мне оно показалось невыразительным, лицом человека скорее даже застенчивого, который плывет по течению жизни. Или же я запомнил слова Евы Браун, что он был добрее двух остальных.

Затем я просмотрел страницу за страницей все номера за август, но больше ничего не нашел, тогда взялся за июльские. Думаю, я шел по тому же пути, что и Эль, и так же медленно, как она. 21 июля 1962 года около одиннадцати вечера в Авиньоне, у себя в гараже был убит агент по перевозкам по имени Антуан Памье. Три пули из пистолета, последняя прямо в сердце. Он был один, гараж расположен на отшибе. Никто ничего не видел и не слышал. Рано утром тело обнаружил один из его сыновей. В газете также писали об этом деле в течение нескольких дней – о том, что ведется расследование, что опрашивают людей, а потом тишина.