– Пошли в спальню, отдам.
Банкир подливал Лукомскому вина, подставлял губы для поцелуйчиков, а Катенька попросила одного из стюардов вызвать Диму Дивова. Гулять – так гулять!
– Что здесь происходит? – спросил слабым голосом появившийся кенар, еле стоявший на ногах из-за критической потери протеина.
– Меня замуж выдают. Вон за ту обезьяну.
– Поздравляю. Но это же вроде твой папик?
– Нет, рядом. Поберегись!
Лукомский швырнул в Диму фужер с шампанским и угодил в голову. Услужливый стюард тотчас же подбежал с бумажной салфеткой. Из спальни выбрались капитан с банкиршей.
– Требую открыть кингстоны! – заорал Бурмистров-Цимбалюк. – Ложимся на дно. Где Костяная Нога? Всем черепа расколю!
Дивов тихо заплакал на груди у Катеньки, а та прошептала в его розовое ушко:
– Идем в спальню, изомни меня всю, прежде чем птичку запрут в клетку, – чем вызвала у кенара совсем уж безутешные рыдания, которым завторил почему-то и сам Лукомский.
Тем временем Анна Флюгова, покинув свадебные чертоги, направилась в каюту Антона Курицына, чтобы поделиться с ним приятной новостью. При переходе с верхней палубы на нижнюю она неожиданно столкнулась с цыганкой Глашей, которая шла, осматриваясь по сторонам и приговаривая:
– Цып-цып-цып!.. Цып-цып!..
Черноокая красавица искала разбежавшихся по пароходу больных, но у банкирши мелькнула мысль, что от цыганки прячется Антоша, которого она называла в пылу страсти "цыпленочком". Загородив Глаше дорогу, Флюгова прошипела:
– Ты кого зовешь, ведьма?
– Тебе что за дело, крыса белая?
Женщины сверлили друг друга глазами, изготовившись вцепиться в волосы. Но драка не состоялась. Чакра цыганки оказалась сильнее, и банкирша, почувствовав безотчетный страх, посторонилась, пропустив Глашу. Та, взмахнув цветастой юбкой, гордо прошла мимо, а Флюгова кинулась вниз и забарабанила кулаками в дверь каюты Курицына. Заспанный хозяин открыл минут через пять.
– А, ты тут, – успокоилась банкирша. – Мы поймали его!
– Кого? – Антон пропустил гостью, которая начала тотчас же раздеваться. – Не спеши. Дай очухаться.
– Некогда. У меня наверху свадьба. Лукомский сделал предложение Катьке. Теперь, Антоша, мы убьем двух зайцев. Вытянем деньги не только из жирного борова, но и из моего будущего зятя. Они оба у меня на крючке.
– Это дело надо как следует обмозговать, – согласился партнер по шантажу. – А я заготовил новую записку Августу Соломоновичу.
– Давай сюда, завтра я подброшу её ему в носок. За Лукомским ещё больше темных делишек. Уж его-то мы прижмем похлеще!
– Тс-с, тихо! – прошептал вдруг Курицын, оглядываясь. – Как бы кто не услышал.
– Не бойся, цыпленочек, иди ко мне! – Флюгова прыгнула на кровать и взвизгнула: из-под одеяла высунулась рыжая головка девицы из компании юнцов. – Кто здесь?
– Мы! – ответила вторая девушка, стриженая, прячущаяся там же. Занято здесь, блин, не видишь, что ли?
Курицын смущенно развел руками.
– Это диверсия, – пробормотал он. – Ума не приложу, как они тут очутились?
Проказливая луна вновь вынырнула из-за туч, плывя вслед за "Коломбиной".
– Руки за голову! – с характерным кавказским акцентом повторил террорист, вынудив Мезари и Гибралтарова бросить штурвал и испуганно застыть на месте.
– Кончай шакалов, – произнес другой кавказец и дико захохотал.
– Успеется, – отозвался третий. – Сначала отрежем им уши.
– Не надо! – попросил колдун. – Мы свои, мусульмане.
Пароход тем временем, словно отпущенная с поводка собака, вильнул в сторону правого берега.
– Эй! Держите штурвал! – закричал стоявший позади них Микитчик, который сообразил, что шутка зашла слишком далеко. – Мы разобьемся!
Первым желанием Гибралтарова было двинуть кинорежиссеру в морду, но следовало спасать положение. Пуштун снова начал тянуть штурвал вправо, и "Коломбина" вообще развернулась поперек течения. Между тремя пассажирами, потерявшими от страха голову, завязалась борьба. Иногда бывает, что три ума гораздо хуже, чем ни одного. И если бы не подоспевший вовремя старпом Кукин, пришедший к этому моменту в себя, ситуация могла бы иметь необратимые последствия.
– Вон отсюда! – без всякого политеса заорал старпом. – Это не капитанский мостик, а какой-то проходной двор в дурдоме. Всем по каютам! Спать!
Долго уговаривать не пришлось, троица поспешила сменить среду обитания и отправилась в бар, где было намного спокойнее и уютней. Но иллюзия умиротворения поджидала их и тут. В баре сидело пять человек контр-адмирал Вахрушин и компания братьев Гоголевых, на сей раз без своих постоянных спутниц. Часа два назад они куда-то исчезли и с тех пор не объявлялись. И хотя к ним относились как к опустошенным бутылкам, все равно юнцы кипели от злости и законной ревности.
– Дрючатся где-то, – сказал Потап. – Ну, пусть только появятся! Я с них шкуру спущу вместе с памперсами.
– С тампаксами, – поправил брат. – Выставим их на ближайшей пристани, голыми. И пусть топают до Москвы.
– Нельзя – разболтают, блин.
– Их боксер увел, этот Курицын, – подсказал один из парней. – Я видел.