Они подошли к капитанскому мостику, возле которого лежало бесчувственное тело вахтенного матроса.
– Вчера я занимал такое же положение, – задумчиво произнес Гибралтаров. – Кто-то огрел меня сзади по голове.
– Надо вывести его из шока.
– Не стоит, он ему к лицу. Давайте лучше заглянем в рубку, что-то у меня на душе неспокойно. Кто ведет пароход? И главное – куда?
Они поднялись на капитанский мостик и остолбенели. Сарра Шиншилова держала штурвал обеими руками, лицо её было смертельно бледно, а глаза закрыты.
Катенька Флюгова так очаровала Лукомского, что он просидел в апартаментах банкира весь день и почти всю ночь, чувствуя себя молодым жеребчиком и требуя то шампанское, то ужин из белых лебедей, то цыган. Известие о том, что президент фирмы "Гнозис" сделал предложение юной дочери банкира, благодаря болтливому языку её маменьки быстро облетело весь пароход и достигло ушей Полужанской. Юлия пыталась прорваться к изменнику, но телохранители стояли насмерть и не пропускали к хозяину никого.
– Не велено пущать, – говорили Кока с Микой. – Велено взашей гнать. И при этом ржали, поскольку первую невесту недолюбливали. Впрочем, как и нынешнюю, вторую.
Сама же Катенька, придя в сознание, горько разрыдалась. Родители думали, что от нежданно свалившегося счастья, на деле же – от того, что впустую потратила ампулу с ядом, пролив чай.
Оставив с Лукомским супругу, отец целый час втолковывал дочке, насколько важен и необходим этот морганатический брак и какое счастье и независимость он принесет ей в будущем, когда муж сдохнет.
– А сдохнет он непременно раньше тебя. – Август Соломонович говорил шепотом, опасаясь, что в соседней комнате его услышит пребывающий на седьмом небе жених, который в тот момент взасос целовал Анну Флюгову, спутав её, очевидно, с Катенькой. – И станешь ты молодой вдовой с миллионным состоянием.
Такая радужная перспектива пришлась дочери по душе. Во-первых, часть денег можно передать Красной Дружине Мстителей, а во-вторых, выполнить решение Штаба гораздо проще, если жертва постоянно находится рядом с тобой, да ещё в качестве законного мужа.
– Пожалуй, я согласна, – сказала дочь.
– Умница! – Отец поцеловал её в лоб. – Я ведь и отправился в плавание, чтобы познакомить тебя с этим замечательным человеком, преданным другом и отличным семьянином.
– Но ему не нравится Дима, – вспомнила вдруг Катенька. – А я без него не могу идти замуж.
– Ничего, потерпи всего полгода. Больше старый козел не протянет. Это уж я беру на себя.
Они вернулись в гостиную, где стюарды уже накрывали праздничный стол.
– А куда делся молодой? – спросил Флюгов, испугавшись, что Лукомский, как гоголевский Подколесин, выпрыгнул в окно, то есть в иллюминатор.
– В спальне. С вашей женой, – ответили Кока с Микой.
– Отлично, – успокоился Август Соломонович. – Она ему вправит мозги.
Что уж там вправляла Лукомскому банкирша, осталось невыясненным, но, появившись в растерзанном виде, он вновь потребовал хор цыган. Телохранители бросились выполнять приказ, оставив на страже Анну Флюгову. Банкирша не впустила бы в свадебные чертоги не только Юлию Полужанскую, но и всю личную гвардию президента Туркменистана. Жених и невеста обменялись пылкими поцелуями.
Каюты цыган оказались опечатанными, но рядом, при входе в матросский кубрик, стоял боцман, пояснивший, что ромалы тяжело больны, и ещё неизвестно, поправятся ли они до Астрахани или придется готовить ледник.
– Щас они у меня быстренько на ноги вскочут, – сказал Мика, отталкивая боцмана.
– Нельзя! Лазарет! Карантин! – заорал тот, поднимая пудовые кулаки.
Завязалась молниеносная драка. Вдвоем телохранители смогли одолеть строптивого боцмана и вломить ему по первое число григорианского календаря. Поверженный противник пополз звать на подмогу матросов, а Кока с Микой ворвались в лазарет.
На стульчике возле постели мужа сидела Глаша. Другие пациенты лежали на кроватях, впритык. Кое у кого были связаны руки и ноги.
– Всем встать! – заорал Кока, выхватив для большей убедительности пистолет.
Поднялась одна Глаша, ничуть не испуганная.
– Чего кричишь? – спросила она. – Кого надо?
– Цыган! Хозяин требует.
– Немощные все. Иди, золотой, обратно.
Мика тем временем освобождал пациентов от пут.
– Ежели через две минуты не соберетесь, всех перестреляю к ежовой матери, – предупредил Кока. – Последняя гастроль, поняла?
– Как не понять, янтарный. Мы сейчас. Мигом! – Изловчившись, Глаша нанесла телохранителю удар острым каблуком в пах.
А с лестницы уже доносился топот матросов.