Римма Витальевна заглянула в гроб, ахнула и стала заваливаться набок. Ей не дали упасть. Стоявший позади мужчина подхватил потерявшую сознание женщину, а шустрая старушка сунула ей под нос ватку, смоченную нашатырным спиртом.
– На похоронах всегда кто-нибудь в обморок падает. – Предусмотрительная бабулька легонько похлопала Козодоеву по щеке, еще раз дала понюхать ватку. – Видать, она, сердечная, давно покойника не видела, вот и обомлела, когда в гроб заглянула. Ничего, сейчас в себя придет! Нашатырь любого на ноги поставит.
Турист и Счетовод, стоявшие немного поодаль, обратили внимание на суету у гроба.
– Кто такая? – спросил Турист.
– С работы, наверное, – предположил Орлов.
– Если она с овощебазы, то с чего бы ей сознание терять? Тут что-то не то. Эта женщина явно не ожидала Костю мертвого увидеть… Счетовод, тебе не кажется, что это та баба, из института, бывшая его преподавательница? Она ведь у него за день до убийства в гостях была.
– Ну и что с того? Была, он с ней покувыркался и на другой день к Гроссману бухать поехал. Турист, ты женский след в его убийстве не ищи. Не в бабах дело!
– Не скажи! – возразил Турист. – Я от Гроссмана такого наслушался! Прикинь, в то воскресенье Костя за ночь Ирку Закирову два раза в спальню уводил, а под утро, когда уже еле на ногах стоял, стал к невесте Гроссмана приставать. Они чуть не подрались, девки их с трудом растащили.
– Так то молодые чувихи, есть из-за кого в пузырь лезть, а этой уже на пенсию пора. Неужели ты думаешь, что из-за старой кошелки кто-то с разборками придет и станет молотком махать? Обманутый жених может взбеситься, но Костя разборчивый был, в чужие дела не лез. Вспомни…
– Очухалась! – перебил товарища Турист. – Надо проверить, кто она.
Незаметным жестом он подозвал Шестеренкина, курносого смышленого семиклассника.
– Тетку в песцовой шапке видишь? Шуба у нее барская, почти до пят, – не поворачиваясь к подростку, спросил Турист. – Если она не поедет на кладбище, проследи, где живет.
– Время! – посмотрев на часы, сказал Счетовод. – Я пошел!
Он обогнул толпу у гроба, махнул музыкантам: «Поехали!», и в ту же секунду взвыли, застонали в траурном марше трубы. Утробно, глухо ухнул большой барабан. Старухи, как по команде, запричитали. Друзья покойного подняли гроб на плечи и пошли вдоль дома, к автобусу-катафалку.
…Игорь Ефремов, наблюдавший за похоронами в бинокль из окна дома напротив, позвал хозяина квартиры, отставного сержанта милиции Анютина.
– Павел Сергеевич, посмотри, ты не знаешь вон ту женщину, которая слева стоит, в высокой песцовой шапке? Она только что сознание теряла.
– Дай гляну.
Анютин взял бинокль, подстраивая под свое зрение, покрутил колесико настройки, всмотрелся в толпу.
– Не видал я ее раньше… И вон тех трех бабенок у входа в подъезд тоже раньше не встречал. Ты, Игорь, кого здесь увидеть хочешь? Убийцу?
– Мне просто интересно, почему она в обморок упала?
– Малокровная тетка, вот ее и повело, – вмешался в разговор инспектор Лукьянов. – Игорь, тебе если в тепле не сидится, иди к восьмому дому, познакомишься с гражданкой, адресок возьмешь.
– Ребятки, кажется, вам пора! – Анютин оторвался от бинокля, потер заслезившиеся глаза. – Собираются они…
За окном раздались нагоняющие скорбную тоску стенания духового оркестра. Ефремов взял у пенсионера бинокль, еще раз посмотрел на странную женщину.
– Надо было наружное наблюдение заказать, – пробормотал он.
– Игорь, ты как хочешь, а я пошел в машину, – сказал Лукьянов. – Пока соберемся, пока со двора выберемся, они катафалк успеют загрузить и на проспект выйти.
– Черт с ней! – решил Ефремов. – Поехали на кладбище, может, там что интересное будет.
…На свежем морозном воздухе Римма Витальевна быстро пришла в себя. Проводив взглядом траурную процессию, она пошла домой, но не напрямую, а через проспект.
«Пройдусь, приведу мысли в порядок», – решила она.
На пешеходном переходе у нее слегка кольнуло сердце.
«Ничего, пройдет!» – успокоила себя Козодоева и зашагала дальше.
Следом за ней, на некотором отдалении, двигался юный следопыт Шестеренкин. Как молодой индеец, получивший секретное поручение Гойко Митича-Чингачгука, он был бдителен и осторожен. Если бы бледнолицая женщина в длинной шубе попыталась замести следы и выйти к своему жилищу незамеченной, то это бы ей не удалось. Шпик Шестеренкин прочно сидел у нее на хвосте.
«Глодали меня с утра дурные предчувствия! – припомнила разговоры на кафедре Римма Витальевна. – Кто бы мог подумать, что мужик, которого убили на Волгоградской, – это и есть Костя. Говорила я ему: „Водка тебя до добра не доведет. Если бандиты не ограбят, то в милицию за спекуляцию загремишь“. Вот и загремел, только не за решетку, а на тот свет. Хороший был мужчина Костя, да весь вышел!»
Сердце у Риммы Витальевны кольнуло во второй раз. Она остановилась, сделала пару осторожных глубоких вдохов. Неприятные ощущения в груди исчезли, но появилось чувство неосознанной тревоги.
«Надо купить валидол, – решила она. – С сердцем шутить не стоит. Может так кольнуть, что прохожие „Скорую помощь“ вызвать не успеют».