Убийство Генриха IV

А Генрих IV — воистину божественный король: «Наш великий король Генрих IV, чудо Вселенной»[316]. Сочинения, проповеди, медали, гравюры, позже надгробные речи и панегирики — те, кто создавал его легенду, использовали всё: и при его жизни, после отречения, и, возможно, еще активнее после его смерти, в период горя и отчаяния. Может быть, Равальяк дал новый импульс формированию этой легенды и позволил ей, возбудив жалость, возмущение, беспокойство, тревогу, изгнать из памяти людей истинные реалии царствования, чтобы заменить их набором льстивых символических образов и внедрить в сердца чувства любви, признательности и восхищения. Не исключено, что Генриху IV, ввязавшемуся в очень опасное предприятие с очень сомнительным исходом, посчастливилось умереть вовремя и таким образом, который был наиболее благоприятен для кристаллизации этой легенды, упорно создававшейся официальной пропагандой. Для государственного мужа, который заботится о своей славе, суметь быть убитым в нужный момент — большое искусство.

И потому Генриха часто изображают рыцарственным героем на скачущем галопом коне: он бросается на врагов со шпагой наперевес, защищая вдов и сирот. Или в виде ренессансного рыцаря, по образу великих итальянских кондотьеров — в кирасе и шляпе с султаном, верхом на боевом коне с плюмажем, с длинной гривой и длинным хвостом, поднявшимся на дыбы, как жеребцы Паоло Уччелло, на фоне леса пик в руках марширующих батальонов. Под одной гравюрой можно прочесть убедительный катрен:

Вот Генрих-герой, французский монарх,
Коему Марс уступил все почести войны.
Неважно, что ты не слышишь сейчас его голоса,
Ведь молвой о его подвигах полнится вся земля[317]

.

Может быть, еще чаще короля представляют в образе «imperator», победоносного полководца на римский манер, увенчанного лаврами, в палудаменте — воинском плаще, инсигнии верховной власти в эпоху Римской империи, курьезным образом надетом поверх современной кирасы и камзола из буйволовой кожи. В другом месте он уже настоящий римский император, Август да и только, а на реверсе — Франция в виде римской матроны, коленопреклоненной у его ног. Одна гравюра 1607 г. оставляет ему собственные колет и штаны, но ставит его в один ряд с основателями империй: Цезарем, Александром, Карлом Великим и на один уровень с Гераклом. А девиз возвышает его над ними: «Pulchrum est eminere inter illustres viros» — «Прекрасно выделяться среди славных мужей». На медали 1608 г., чеканенной после того, как он добился отмены интердикта, наложенного на Венецию, он уже превосходит их, поскольку в кирасе и императорской короне стоит на земном шаре, простирая к нему скипетр: «Tandem arbiter orbis» — «Наконец арбитр мира», тогда как в прошлом Александр и Карл Великий довольствовались мирами меньшего размера[318].

В ту эпоху, пропитанную античностью, художники-графики особенно часто рисовали его существом, промежуточным между человеком и божеством, героем, а то и напрямую олимпийским богом. Медальеры и граверы охотно изображали короля Гераклом. Как Геракл, поставленный перед выбором между Пороком и Добродетелью, обращается к Добродетели, так и Генрих IV между Ересью и Религией выбирает Религию. Геракл очистил Землю от массы вредных существ, так же поступает и король, и т. д. Находили и много других параллелей. На одной медали 1602 г. Генрих изображен Алкидом в шкуре Немейского льва, на реверсе король-Алкид сражает своей палицей кентавра — символ всех дурных людских страстей, а также эмблему герцога Савойского. На одной монете 1600 г. Генрих IV на аверсе одет в кирасу и лавровый венок, на реверсе представлен в виде обнаженного Геракла в профиль, с палицей на плече. Девиз: «Vinces robur orbis» — «Ты победишь силу мира». В 1592 г. одна медаль изображала его Гераклом, несущим палицу и ведущим на поводке Цербера, трехглавого пса, стража Ада. В 1604 г. он стоит между Минервой, богиней мудрости и богиней-воительницей, и Францией; девиз: «Herculi sacr. gallico» — «Посвящается галльскому Гераклу». Его изображениям в виде Геракла нет числа. Если он не Геракл, то Атлас, держащий Землю на фоне Лувра — прозрачная аллегория (1604). Если не Атлас, то Персей, освобождающий от дракона Андромеду-Францию, закованную в цепи из испанских дублонов (1598). Он — любимец богов, и Олимп, его семья, вдохновляет его и взывает к нему. Катрен под его портретом работы Якоба Голыдиуса утверждает:

Великий король, коего ты зришь, исполнен благодати,
Дарованной Марсом и Палладой. За сими благородными предками
Он следует шаг за шагом стезями добродетели,
Каковые уже сулят ему место на небесах,