Убийство Генриха IV

хотя подобные стихи способны скорее внушить к нему отвращение. Но Генрих IV и сам — бог. Вот «Олимп французов», где изображены во всей красе король, королева и принцы крови. Генрих, сидящий на льве, позади которого орел сжимает молнии, — явный Юпитер. В другом месте Жорж Дюпре сделал из Генриха IV бога Марса, из Марии Медичи — Палладу, а орел Юпитера у него держит корону (1605). Вот, наконец, к концу царствования, профиль короля в диске Солнца с лучами, с девизом: «Jam totum emplevit orbem» — «Теперь он заполнил мир»[319].

Но со временем становилось все больше изображений, представляющих короля в виде посланника Бога, вдохновляемого Им, служащего Его замыслам, короля, которому сопутствует Бог и который находится под влиянием Святого Духа, — после убийства такие портреты стали преобладать. Вот 1600 г.: Генрих IV — восстановитель отечества, религии и свободы. На реверсе его герб — меч, выходящий из облаков, где скрывается Бог, и девиз: «Deus dédit et dabit uti» — «Бог дал ему это и даст этому применение». Вот гравюра Л. Готье 1609 года: Генрих в полном королевском облачении, преклонив колени перед Священным писанием, лежащим на скамеечке для молитвы, положив на землю скипетр и корону, со смиренным усердием воспринимает сияние Святого Духа. 1610 год: Генриха IV, победоносного полководца, венчают ангелы. На другом изображении он следует за увенчанным светилом, звездой Рождества, и начертан девиз: «Monstrant regibus astra viam» — «Путь королям указывают светила», что значило: Генрих всю жизнь не преследовал иной цели, кроме как заслужить вечное блаженство, «будучи всегда столь же справедливым, сколь и любящим свой народ, а Бог взял его из мира лишь затем, чтобы раньше увенчать его добродетели на небесах». Ту же направленность имели изображения на траурных торжествах, организованных иезуитами коллегии Ла-Флеш в 1611 г.: воспаривший орел под лучами солнца, к которому он направляется, под девизом «Altiora peto» — «Стремлюсь к высшему»: орел — это король, солнце — Бог, лучи — божественная благодать. А еще был пеликан, вскрывающий себе бок и окруженный жаждущими птенцами, «Pro lege et grege» — «Ради Закона (божьего) и народа»: образ короля, жертвующего собой ради подданных и истинной религии[320].

Эти две темы, король-мученик и король-благодетель, наряду с другими после убийства разрабатываются все чаще и чаще. В 1610 г. Клод Бийяр выпустил трагедию в античном духе «Трагедия о Генрихе Великом», где хоры — принцев, маршалов, чиновников парламента, придворных, парижан — выражают общую безутешность. Причина бедствия — Сатана, ополчившийся на Генриха IV, крестоносца, который как раз собирался выступить против турок и, победив их, подчинить офранцуженный край христианскому закону:

Великий полководец, столь великий король —
Лишь на него одного возлагают надежду
Увидеть, как в Леванте процветет вера,
Увидеть, как одно и другое полушария
Под одним Богом, под одним Законом,
При нем заговорят только по-французски.

Не будь Равальяка, весь мир признал бы власть Генриха IV, возникла бы великая монархия или, по крайней мере, великая федерация, французская и христианская. Культ Суверена и культ Отечества, которые он воплощал, слились воедино.

Панегирик иезуитов коллегии Ла-Флеш от 4 июня 1611 г. представлял Генриха вторым Людовиком Святым и приписывал ему добродетели Константинов, Феодосиев, Давидов, Соломонов. Король бесспорно пребывал в раю: «Cor regis in manu Domini» — «Сердце короля в руке Господней».

Мало-помалу образ короля-благодетсля, короля, кормившего голодных парижан, когда он был вынужден их осаждать, короля, желавшего своему народу благоденствия, «доброго короля Генриха», царствование которого было возвратом золотого века, укреплялся и становился общераспространенным. Легрен в 1614 г. писал в «Исторической декаде»[321]: «Перевозки всего необходимого для жизни людей и торговля этими товарами достигли наибольшего процветания; селянин ел свой хлеб в спокойствии и без опасения запрягал своих волов в плуг; агнец свободно пасся на лугу, повсюду возводились новые здания и украшались старые, люди в садах удовольствий, каковые каждый насаждал столь искусно и заботливо, думали лишь о веселье и развлечениях… Земля и воды переполняли Францию всеми благами и удобствами, а небо — своими благословениями и благими влияниями»[322]. Это царствование было сплошь идиллией, против которой накануне убийства роптали все. И совсем иными были чувства парижан, когда 23 августа 1614 г. на Новом мосту была воздвигнута в бронзе конная статуя Генриха IV, когда «добрый король Генрих» вновь явился, чтобы занять место среди своего народа!

Бедный Равальяк! Он хотел не только устранить тирана, губителя душ, но и опорочить навсегда память о еретике, вероотступнике, клятвопреступнике. Он потерпел полную неудачу.