Убийство Генриха IV

В течение XVI века большинство обязанностей на официальной королевской службе стало должностями (offices), то есть означало определенное положение в обществе, связанное с исполнением конкретной служебной деятельности[265]. Это положение было высоким и зависело от ранга чиновника. Самые важные должности позволяли обрести дворянство, должностное дворянство (noblesse de fonction), с титулованием и гербами. Полное право на потомственное дворянство с титулом рыцаря и обращением «мессир» имели канцлер Франции, хранитель печатей, государственные советники, хотя они были всего лишь комиссарами по королевской грамоте (commissaires à brevet), а не чиновниками[266], государственные секретари, докладчики прошений, председатели верховных судов, а с титулом оруженосца и обращением «месье» — секретари короля, королевского дома и французской короны. Личное дворянство с титулом оруженосца и обращением «месье» имели советники верховных судов, парламентов, счетных палат, палат косвенных сборов и казначеи Франции, служившие в финансовых бюро. Если в течение трех поколений дед, отец и сын выполняли эти функции не менее двадцати лет и умерли, находясь при должности, дворянство становилось потомственным. Это должностное дворянство, на которое падал отблеск королевского могущества, претендовало даже на то, чтобы встать на один уровень со старинным дворянством (gentilshommes), кичившимся своими гербами, с дворянами шпаги, с родовитыми дворянами, чья родословная уходила в незапамятные времена. Эти притязания должностного дворянства разделялись и поддерживались всеми чиновниками: одни, как, например, судебные приставы, поступали так потому, что отправляли свою должность под началом этого дворянства, нуждались в его покровительстве и находились под его влиянием, другие, скажем, чиновники бальяжей и сенешальств или финансовые чиновники, — потому, что их должности были как бы ступеньками для социального восхождения рода, которые могли привести к должностному дворянству. Так, судейские чиновники фактически составляли «четвертое сословие», сословие людей мантии, наряду с духовенством, дворянством и третьим сословием.

Дворян, сознающих свой приоритет в обществе, в основе которого лежали родовитость и шпага, это соперничество уязвляло. К должностным дворянам они питали лишь презрение. «Это просто смешно». Их чувства хорошо выражает один персонаж романа «Комическое жизнеописание Франсиона» Шарля Сореля: «(Советники Судебной палаты) — бог весть от какой напасти — зачастую становятся под старость полусумасшедшими. Это… вероятнее всего, происходит по двум причинам: во-первых, судейские — низкого происхождения и, следовательно, обладают погаными душонками, а во-вторых, избегают порядочного общества, дабы поддержать свою дурацкую важность, и посвящают все свое время гнуснейшим кляузам, от коих еще более балдеют»[267]. И Бальзак писал Шаплену 20 декабря 1636 г.: «Я бесконечно уважаю особу нашего друга и страстно желал бы их союза. Но… голова у барышни забита дворянскими предрассудками… Отсюда… это презрение к буржуазии любого рода, пусть даже она облачена в пурпур и восседает на цветах лилий. Ее мать могла бы не замахиваться столь высоко и более благосклонно отнестись к длинной мантии… (но)… ее каждый день уговаривают многие приличные люди, и по тому настроению, в каком я оставил ее вчера, советник Большого совета для ее дочери не пара». Буржуазия! Вот чем было все дворянство мантии для родовитого дворянина. Оно обладало формальным титулом, но не «положением в обществе». Слово «буржуа» использует и аббат де Шуази: «Моя мать, происходившая из рода Юро де Лопиталя, часто говорила мне: „Послушайте, мой сын, ни в коем случае не чваньтесь и помните, что вы — не более чем буржуа. Я хорошо знаю, что ваши родители, ваши деды были докладчиками прошений, государственными советниками; но поверьте мне, что во Франции признают одно только дворянство — дворянство шпаги. Нация, состоящая из воинов, связала славу с оружием"»[268].

Дворяне считали, что по праву рождения для занятия официальных постов предназначены только они. Поэтому особо страдали, когда их оттесняли от должностей. Как писал англичанин Р. Даллингтон в 1598 г. в своем «Очерке о Франции»: «И очевидно, что это положение, когда в столь прекрасной и обильной дворянством стране управляют государством и вершат все дела те, кто носит длинные мантии адвокатов, прокуроров и дворян пера и чернил, тогда как дворянство как таковое из-за отсутствия образования к этому делу не привлекается, — прискорбно или по меньшей мере невероятно»[269]. Но тем самым Даллингтон указывал и существенную причину этого недопущения к официальным должностям: невежество дворянства шпаги, усугубленное тридцатью годами религиозных войн. Большинство автографов дворян — детские каракули, написанные неумелым почерком, с орфографией почти фонетической. Но была и другая причина: расширение продажности и наследственности должностей.