Читаем Убийство Кирова: Новое расследование полностью

Радек: Это было в 1930–1931 гг. И именно в этом заключались те правонарушения, за которые меня привлекли бы к суду, даже если бы я не был членом блока. Дело было в том, что, зная из этих бесед об их колебаниях — которые уже вышли за пределы колебаний, — я не счел возможным проинформировать об этом руководство партии. Например, если бы вы спросили меня о моей ответственности за убийство Сергея Мироновича Кирова, я должен сказать, что эта ответственность началась не с того момента, когда я вступил в руководство блока, а с того момента в 1930 г., когда один человек, с которым у меня были близкие отношения, — Сафаров — пришел ко мне с хмурым видом и, глядя мне в лицо, попытался убедить меня, что страна на грани разрухи, и я не доложил об этом — и каковы были последствия? Сафаров был связан с Котолы-новым. Если бы я рассказал партии о настроениях Сафарова, партия добралась бы до группы бывших лидеров ленинградского комсомола, которые позднее стали руководителями убийства Кирова. И поэтому я заявляю, что моя ответственность берет свое начало не только с того момента, когда я вступил в блок, но корни этого преступления кроются в троцкистских взглядах, с которыми я вернулся и которые я не окончательно отбросил, и в отношениях, которые я сохранил с троцкистско-зиновьевскими кадрами (Process 83–84).

Конкретно этого отрывка нет в русском протоколе, где Сафаров не упомянут вообще.

Русский текст содержит следующие отрывки с ответами Радека:

Вышинский: Известно ли вам было от Мрачковского о подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства?

Радек: В апреле 1933 года Мрачковский меня запросил, не могу ли я ему назвать среди троцкистов человека, который взялся бы за организацию террористической группы в Ленинграде.

Вышинский: Против кого?

Радек: Против Кирова, понятно.

Вышинский: И что же?

Радек: Я ему назвал такого человека.

Вышинский: Кто это?

Радек: Пригожин.

Вышинский: Это было в апреле 1933 года?

Радек: Да.

Вышинский к когда был убит Киров?

Радек: Киров был убит в декабре 1934 года.

Вышинский: Следовательно, за много месяцев до этого злодейского преступления вам, Радеку, было известно, что троцкисты готовят убийство Кирова? Раде к Мрачковский мне тогда сказал, что в Ленинграде зиновьевцы готовят покушение, и я совершенно ясно знал, что дело идет о Кирове (Процесс 53–54).

Мы знаем из архива Троцкого, что Седов сообщил Троцкому в 1932 г. скором вступлении Сафарова в недавно созданный блок зиновьевцев, троцкистов и некоторых других. Радек показал, что Сафаров говорил ему в 1930 г., что «страна на грани разрухи», и подразумевал, что Сталина нужно остановить. Вдобавок Сафаров «был связан с Котолыновым», что подразумевало существование зиновьевской подпольной группы уже в то время.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное