Читаем Убийство Кирова: Новое расследование полностью

Но даже если это так, я полагаю, что более вероятным является другое объяснение: что Лено никогда вообще не намеревался расследовать убийство Кирова объективно. Он начал с устоявшегося представления, что это должно быть сфабрикованное дело. Единственный реальный вопрос в его книге и, вероятно, у него на уме был такой: «Руководил ли Сталин убийством Кирова или же он просто коварно воспользовался им, чтобы ложно обвинить реальных или вымышленных политических врагов?».

Так как нет доказательств, что за убийством Кирова стоял Сталин, Лено приходит ко второму выводу: «Он воспользовался им» (Л 689). Лено никогда не рассматривает предположение, которое, бесспорно, имеет больше всего доказательств в подтверждение его: что убийство Кирова было совершено заговорщиками, что и было постепенно выявлено в расследовании убийства Кирова и на последующих Московских процессах 1936, 1937 и 1938 гг.

С самого начала Лено был полон решимости увидеть лишь то, что он хотел увидеть. Если мы отбросим намеренную фальсификацию со стороны Лено, то это — единственное объяснение, согласующееся с его умозаключениями и выводами.

Глава 18. Енукидзе и версия «убийцы-одиночки»

Убийство Кирова, решение которого долго считалось очевидным, стало тайной, которую старались «раскрыть» полдюжины советских комиссий и значительное количество профессиональных ученых. «Тайна» возникла, когда Хрущев и его сторонники решили отвергнуть обоснованность решений Декабрьского процесса 1934 г. в отношении подсудимых по делу Кирова и всех последующих судов над оппозиционерами. С хрущевских времен политиками и точно так же учеными рассматриваются лишь два предположения. По одному из них Кирова убили по приказу Сталина; по другому — Николаев действовал в одиночку, по личным мотивам.

Первоначальный вывод — что Киров был убит по решению блока оппозиционных групп — был давно выведен из рассмотрения, «за рамки приличия». Однако это — единственный вывод, который удовлетворяет доказательствам. Тем не менее он неприемлем для большинства исследователей, в точности так же, как он был неприемлем для хрущевского и горбачевского режимов и остается неприемлемым для российского правительства и лжеученых сегодня. Это вывод регулярно, чуть ли не рефлексивно отбрасывается — но не по причинам доказательств. Мы полагаем, что он отбрасывается, потому что он колеблет, возможно, даже разрушает, превалирующую парадигму советской истории сталинского периода.

Любое честное исследование убийства Кирова имеет как минимум две задачи. Во-первых, оно должно расследовать убийство Кирова так, чтобы удовлетворить всем доказательствам, имеющимся на данный момент времени. Во-вторых, оно должно рассматривать результаты его расследования для нашего понимания советской истории после 1934 г. Вот, что мы попытаемся сделать в этой главе.

Версия «убийцы-одиночки»

Не может быть никаких сомнений в том, что Киров был убит Леонидом Николаевым, действовавшим от лица заговорщиков, входивших в тайную нелегальную зиновьевскую организацию. Мы имеем большое количество доказательств, подтверждающих этот вывод. Это тем поразительнее, что российское правительство продолжает утаивать много существенных свидетельств, хотя мы не знаем сколько. Едва ли возможно, чтобы оно хотело утаить свидетельства, которые бы показывали на то, что Николаев был «убийцей-одиночкой». Это — официальная точка зрения российского правительства и его предшественника, советского правительства под руководством Горбачева.

Это была также официальная позиция хрущевского режима. Люди Хрущева посвятили труд нескольких комиссий и, надо полагать, многих исследователей и архивистов тому, чтобы найти другое объяснение убийства Кирова, отличное от первоначального «сталинистского». Хрущев, Горбачев и российские власти повсюду бы опубликовали любые доказательства, которые подкрепляли либо версию, которую первоначально старался поддерживать Хрущев — что Сталин тайно руководил убийством Кирова, — либо вывод об «убийце-одиночке». Любые доказательства, которые подкрепляли любой из этих сценариев, наверняка были бы опубликованы в эпоху Хрущева или Горбачева. Но их нет, вообще никаких.

Также нет никаких доказательств, которые оспаривают вывод, что Николаев на самом деле был орудием зиновьевского заговора. Нет никаких доказательств «ложного обвинения» невинных людей. Лено дважды пытается привести доказательства такой фабрикации. Он предполагает, что Николаев признался, что является участником заговора, и что некоторые остальные сделали подобные признания вследствие какого-то принуждения: угроз, обещаний и пыток. Лено не проверяет подробно и уж тем более не отбрасывает это предположение. Однако он не может привести абсолютно ни одного свидетельства в подтверждение этого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное