В этот момент стало ясно, что ее печаль и ужас направлены на него. Но какое ей дело до того, что он скончался от ран, что весь легион подменышей набросился на него, забирая под себя?
— Я должен просто убить ее и покончить с этим. Эти размышления только оттягивают неизбежное. Либо Эйра, либо Фростерия. Один свет не важнее королевства.
Однако его видения никогда не лгали. Они несли правду, и хотя будущее менялось в зависимости от принятых решений, результат никогда не отклонялся от того, что он видел. Так почему же птичка плакала о нем и произнесла его имя так, что расколола лед на его окровавленном сердце? Та самая смертная, которая, как он клялся, могла дышать огнем, если ей того хотелось. Он видел в ней хоть капельку нежности, когда она раскрашивала своих кукол и рассказывала, зачем это делает, но по отношению к нему? Он ведь этого не заслуживал.
Глаза Морозко распахнулись, когда прозвучало его имя. Оно прозвучало эхом и словно нож вонзилось в его череп.
В воздухе витал запах можжевелового мыла, и его глаза расширились. Он бросился в купальню и устремился к ванне, в глубине которой бурлила вода. Его конечности зашевелились прежде, чем он успел осознать, что она не дергается. Морозко подхватил Эйру на руки, держа ее, как ребенка.
Ее голова прислонилась к его бицепсу под неестественным углом, а все тело, безжизненное и вялое, быстро остывало.
— Ты не умрешь так, Эйра из Винти — Его голос приобрел пронзительные нотки, когда он вынес ее из купальни на кровать. Он положил ее на кровать и быстро осмотрел. Ее грудь не вздымалась, а кожа была серой и холодной на ощупь. Как давно она была в таком состоянии? Вода в ванне была еще теплой.
— Черт, — прошептал он. — Давай, Эйра. — Он обхватил ее щеки, нахмурив брови. Морозко предпочел бы видеть на ее лице хмурый взгляд, а не выражение смерти, которое она носила в данный момент. Но таков уж он был. Приносящий смерть.
Он зашипел, разрываясь между тем, что он должен сделать, и тем, что следует сделать. Не раздумывая, он приник губами к губам Эйры. Ее рот был безвольно раскрыт, но дело было не в поцелуе и не в том, чтобы ощутить нотку корицы на ее губах. Речь шла о том, чтобы не дать ей умереть. На его условиях. Ее смерть должна была произойти на
С одним выдохом холодное дыхание перешло от него к ней. Он притянул ее к себе и прошептал на ухо заклинание, приказывая смерти прекратить свою хватку и заставить его кровь работать вместе с ее кровью. А не против нее.
Он отстранился от Эйры, чтобы взять полотенце и вытереть ее, а затем откинул одеяла и уложил ее под них. Когда она оказалась под пушистыми одеялами, ее спина выгнулась дугой. Ее глаза, обычно темные и светящиеся, распахнулись, открыв ледяную синеву, не уступающую его глазам. Она жадно вдохнула, и он сделал то же самое.
Морозко убрал с ее лица темные пряди волос.
— Не забывай, что ты боец, Эйра. Так что борись, чтобы вернуться, — прошептал он.
Рука Эйры метнулась вверх, словно потянулась за чем-то. Морозко провел ладонью по ее предплечью, и его встретил электрический импульс. Он вздрогнул от чужеродного ощущения, натолкнувшегося на его собственную силу. Оно было одновременно и пьянящим, и тревожным.
— Эйра, очнись! — крикнул он, и когда она открыла глаза, их обычный глубокий карий цвет на мгновение задержался на нем. Она поперхнулась раз, два, и он помог ей перевернуться на бок, где она выплеснула полный рот воды.
Морозко колотил ее по спине, пока судороги не прекратились. Он нахмурился и отступил назад, снова оценивая ее. Щеки ее раскраснелись от рвоты, а брови были сведены, когда она смотрела на него, явно ошеломленная.
— Почему ты выглядишь таким взъерошенным? — пробормотала она, гримасничая.