Морозко отложил ложку и заметил, что цвет лица Эйры возвращается к своему солнечному оттенку. Даже губы ее снова стали розовыми. Он на мгновение задумался над ее словами, над тем, что Винти могли еще знать и что они потеряли по дороге. Люди так легко забывают, и если они не передают истории или не придумывают поучительные сказки, то все забывается.
Но проклятие морозного демона заключалось в том, чтобы помнить.
— Что еще нужно знать обо мне? Я холодный и безжалостный король. — Он провел языком по кончику своего острого клыка. Морозко не хотел ворошить свое прошлое, но что, скажите на милость, она подумает о его правде? Промелькнет ли в ее взгляде печаль или только жалость? — Одно из моих самых ранних воспоминаний связано с мужчиной, который был товарищем моего отца. — Его взгляд остановился на ее глазах — он хотел увидеть каждую тонкую перемену в ее поведении.
— Я знаю это, потому что тот мужчина, Лаку, рассказал мне об этом. Это было накануне сезона метелей, и Лаку дал понять, что знает моего отца. Он сказал: «Может, ты и похожа на свою мать, но сердце у тебя отцовское». Это побудило меня спросить его, куда он делся? Я никогда не знал его и не слышал рассказов.
— На следующий день во дворце кипела жизнь по случаю празднования моего шестилетия, но мое внимание было приковано к Лаку. Он рассказал мне, что мой отец был капитаном королевской гвардии моей матери, и она использовала его для удовольствия. Она также использовала его, чтобы обеспечить себе положение во Фростерии и гарантировать, что у нее будет наследник. Еще до моего рождения он был убит, когда отслужил свое. И те, кто был ближе всего к моему отцу, тоже были убиты. Кроме Лаку.
В комнате было достаточно тихо, чтобы Морозко мог почти слышать стук сердца Эйры. Хотя ее взгляд смягчился, в глазах не было жалости, и он был благодарен ей за это.
— Смерть Лаку наступила позже, когда она узнала о его предательстве. Во время пира в честь моего дня рождения она привела его ко мне, чтобы обезглавить.
С одной стороны, Морозко понимал, почему его мать так поступила. Маранна перестала себя контролировать, и ей нужно было показать придворным, что именно
Эйра нахмурилась.
— Я слышала истории о том, какой злой она была, но никогда не рассказывали подробностей. — Она втянула нижнюю губу в рот, возможно, раздумывая, что сказать. Но что она
— И это, птичка, достаточно ужасов на ночь. — Он вздохнул. Веки Эйры дрогнули, словно она готовилась заснуть. Если удача будет на его стороне, она забудет эту жалкую историю так, как ему хотелось бы. — Тебе нужен отдых, нравится тебе это или нет. — Он собрался взять поднос, но она схватила его за запястье, останавливая. Он посмотрел, как ее пальцы обхватили льняную рубашку, но не стал отстраняться.
— Я выспалась так, что хватило бы на всю жизнь. Я просто… чувствую себя не в своей тарелке. Это приходит волнами — странно.
Морозко протянул руку, и Эйра позволила ему коснуться костяшками пальцев ее щеки. Тот же пульс, что и раньше, коснулся его кожи, и он стиснул зубы. Не понимая, что он делает, но ему было все равно. Он был только рад, что ей было тепло и ее не лихорадило.
Он не должен был давить на нее, но что-то шевельнулось в глубине его сознания. Видение, его вопросы и необходимость знать,
12. ЭЙРА
— Мне нужно встретиться с Ксезу. Могу ли я рассчитывать на то, что ты не позволишь себя убить? — Морозко изогнул бровь, его льдисто-голубые глаза уставились на Эйру.
— Я бы чуть не умерла, если бы ты не дал мне свою кровь. — Она сложила руки на груди. Воспоминание о том, как она скользила под водой, не в силах пошевелиться, не в силах дышать,
— Моя кровь не убивает тех, кто ее пьет. Это нечто другое. — Морозко встал с края кровати. — Если тебе снова понадобится привести себя в порядок, я помогу тебе в следующий раз. — И, словно не в силах удержаться, добавил: — Если хочешь, мы можем наконец искупаться вместе в моих покоях.
Эйра закатила глаза, хотя при этой мысли в ней разгорелся небольшой огонь.
— Только не надо снова становиться мудаком.
— Снова? Я так быстро лишился благодати. — Он ухмыльнулся.