А он выглядел взъерошенным? Зеркала, в которое он мог бы взглянуть, чтобы подтвердить или опровергнуть ее обвинение, не было, но, судя по тому, с каким испытанием они оба столкнулись, он не удивился бы, если бы это оказалось правдой.
Он усмехнулся, еще раз окинув ее взглядом, и повернулся к двери. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он вошел в комнату и поднял шум, но Ксезу и Кусав уставились на него — на
— Ксезу, пусть Ульва приготовит для Эйры свежий чай и, возможно, бульон, — распорядился Морозко.
— Конечно, Ваше Величество. — Ксезу, широко раскрыв глаза, поклонился и бодро покинул комнату.
— Что касается тебя, Кусав, возвращайся на свой пост и закрой дверь. Это не публичный демонстрация, я правильно понял? — Морозко бросил на охранника пристальный взгляд.
Кусав стукнул кулаком по груди.
— Да, Ваше Величество. — Он щелкнул каблуками и вернулся на свое место за пределами комнаты, но не раньше, чем закрыл за собой дверь.
Когда остальные мужчины ушли, Морозко переключил свое внимание на Эйру, которая сидела в кресле. Одеяло каскадом струилось по ее коже, собираясь на талии. Не отрывая глаз от одеяла, он проследил за его движением и, подняв взгляд вверх, задержался на покатом склоне ее грудей — соски затвердели от прикосновения к ним прохладного воздуха.
Чувства Эйры словно обрушились на нее, потому что она резко подняла одеяла и нахмурилась.
— Что ты наделал?
Морозко фыркнул и убрал волосы с лица.
— Я? — Морозко встал и пересек комнату, чтобы взять ее халат. Повернувшись на каблуках, он вперил в нее тяжелый взгляд. — Я спас тебе жизнь, вот что я сделал.
— Что? — Ее губы искривились, а на лице появилось выражение растерянности.
Он прошел вперед и положил ее халат на кровать.
— Позволь мне освежить твою память. Ванна и неспособность набрать воду в легкие… — Морозко смотрел, как ее осеняет, и не мог понять, что ее больше ужасает — мысль о том, что она чуть не утонула, или то, как он обращался с ней, пока она была голой.
— Я избавлю тебя от лекции о том, почему тебе не следовало принимать ванну без помощи слуги, потому что, думаю, ты понимаешь, насколько это было глупо. — Он приподнял бровь, ожидая признаков того, что она это поняла. Ее щеки окрасились румянцем, возможно, от разочарования или смущения. В любом случае было приятно видеть, как в ее лице снова расцветает жизнь.
Он скрестил руки и повернулся, ожидая, пока она наденет халат. Зашуршала ткань, и, когда она затихла, Морозко встретился взглядом с Эйрой, но тут раздался стук в дверь.
— Войдите, — приказал Морозко.
Дверь открылась, и появилась Ульва с подносом. На нем стояла миска с дымящимся бульоном и хрустальный кофейник. В нос Морозко сразу же ударил солоноватый аромат бульона, сопровождаемый мятным ароматом зимнего ягодного чая. Ульва суетливо подошла к кровати и поставила поднос, затем налила чашку Эйре. Женщина на мгновение замолчала, как будто собиралась что-то сказать, но Морозко бросил на нее острый взгляд, заставивший ее отступить к порогу.
— Спасибо, Ульва, — поспешно произнесла Эйра, прежде чем женщина вышла из комнаты и закрыла дверь.
Как только они снова остались одни, Морозко изучил Эйру. Напряжение пульсировало в ее вновь настороженном теле, и он знал, что если он достаточно ее разозлит, то она легко устанет. Но он был здесь не для того, чтобы насмехаться или дразнить. Он был здесь, потому что… почему?
Видение. Звук его имени, грозящий расколоть его череп?
— Почему ты так смотришь на меня? — пробормотала Эйра, потянувшись к подносу, но ее рука дрогнула настолько, что если бы она подняла напиток или чашку, то все пролилось бы на нее.
Морозко шагнул вперед и поднял поднос, только чтобы поставить его на кровать рядом с Эйрой.
— Не будь дурой. Ты сейчас едва можешь сидеть, не говоря уже о том, чтобы самой есть. — Взяв ложку, он провел ею по поверхности бульона и поднял его. Морозко думал, что станет свидетелем спора, но в его глазах был лишь намек на покорность. Он поднес ложку к ее губам, и она сделала осторожный глоток.
— Я пришел проведать тебя, и хорошо, что пришел, потому что я застал тебя без сознания в ванне. — Он поднес к ее губам еще одну ложку и покачал головой. Морозко не стал раскрывать всю правду. Он все еще пытался понять, что означают его видения. Его пальцы покалывало там, где он ощущал чужой пульс.
— Ты не все мне рассказываешь. — Эйра оттолкнула ложку, но челюсть не сжала. Это были проклятые темные глаза, которые блуждали по его чертам, оценивая его слишком пристально.
Морозко не нравилось, что она его изучает. Эйре здесь не место, и пока оба сохраняют это понимание, все будет идти гладко.
— Ты ничего обо мне не знаешь.
— Тогда расскажи мне, мой спаситель, расскажи. — В ее тоне сквозил сарказм, и это вызвало у него холодный смех. — Ты хотел, чтобы я стала жертвой. Это могло быть так. Наша