Убийство на кафедре литературы

Несмотря на их протесты, о которых уже отрапортовал поставленный у входа сержант, работникам факультета пока не было позволено покинуть здание. Тот же сержант решительно преградил доступ четырем журналистам, ожидавшим у дверей. Журналисты тут же набросились на направлявшихся в комнату полицейских. Троих из них Михаэль знал. Четвертой была симпатичная молодая женщина, криминальный репортер с телевидения, она строила глазки Михаэлю, одновременно давая команду стоявшему за ней оператору навести на него объектив. От резкого света Михаэль замигал.

Он потребовал от журналистов уйти отсюда. Они перешли в узкий коридор, привычно при этом протестуя и твердя насчет «права общества знать».

— Пусть общество наберется терпения, прежде всего надо, чтобы было, что знать, — парировал Михаэль.

— Старший лейтенант Охайон! — обратился к Михаэлю опытный журналист, представитель самой популярной газеты страны, и Бехер поспешил поправить его:

— Капитан. Послушайте, надо уже привыкнуть. Капитан Охайон. Ясно?

Оба полицейских без стука вошли в секретарскую.

Несмотря на открытое окно, воздух в комнате был спертый, тем более что она не просто была набита людьми, но людьми испуганными. Ощущался здесь и сладкий аромат духов, и запах гниения, который чудился Охайону повсюду с тех пор, как он побывал в кабинете, где был найден труп.

Михаэль молча оглядел присутствующих и в считанные секунды просчитал ситуацию во всех подробностях. Иногда в таких случаях он чувствовал себя оператором, выполняющим указания хорошего режиссера. Напротив двери, у окна, в той же позе сидела Яэль, за ней стоял Арье Клейн, его толстые губы тряслись. Адина Липкин сидела за столом и нервно вытирала лицо бумажной салфеткой, которую вытащила, по-видимому, из открытого ящика стола слева. Он знал здесь лишь Арье Клейна, профессора, специалиста по средневековой поэзии, и Шуламит Целермайер, специалиста по фольклору. Ее он помнил тоже по своей учебе в университете. Она сидела за столом Рахель, раздвинув тяжелые ноги и натянув на колени темную юбку. Шуламит тут же начала протестовать, топая ногами в ортопедических босоножках. Она не скрывала своего гнева по поводу того, что им не дают выйти отсюда.

«Если их сейчас не выслушать, грянет скандал», — подумал Михаэль.

— Это неслыханное безобразие! — громким голосом, с одышкой заговорила Шуламит. — Держать людей целый день без воды и без воздуха, не дать им возможности связаться с семьями, а ведь уже пять часов!

Михаэль прервал ее вопросом: кто видел Тироша последним?

Она замолчала. Атмосфера шока и усталости сменилась атмосферой наэлектризованности, слова Шуламит зарядили присутствующих новой энергией.

На вопрос Михаэля никто не ответил. Все смотрели друг на друга. Наконец Адина сказала:

— Из-за трагедии с Додаем я искала его уже на исходе субботы и не могла нигде найти.

Она смяла бумажную салфетку и принялась рыдать.

В субботу Тироша никто не видел. Присутствующие подтвердили это кивками, а Калицкий сказал: «Нет, не видели».

«Белилати и Рафи уже направляются к дому Тироша», — подумал Михаэль.

Теперь ему придется задавать вопросы личного характера.

Еще до того, как атмосфера немного разрядилась, он спросил: кто видел Тироша в пятницу?

Адина заявила, что в пятницу было заседание с участием всех преподавателей кафедры. Заседания проводятся в среднем раз в три недели, по пятницам.

— Было ли что-то особенное на последнем заседании?

— Не знаю, — ответила Адина, — я не присутствовала, и у меня еще не было времени ознакомиться с протоколом. Секретарь вообще не участвует в заседаниях кафедры.

Михаэль вспомнил рассказы Цили про учебу в университете и факультетскую секретаршу и чуть не улыбнулся. На лице Адины отразилось огорчение по поводу того, что она не могла полностью контролировать ситуацию на всех фронтах и смирилась с этим.

— Но я его видела, разумеется, и до заседания, и после. Только профессор Клейн не видел его — он вернулся из годичного отпуска лишь вчера. — Адина снова зарыдала, перемежая всхлипывания обрывками фраз: — Что же это такое? Все умрут один за другим? Здесь кто-то крутится… какой-то… мне страшно здесь…

— Ничего общего, Адина, ничего общего нет между этими двумя случаями, — резко заявила Сара Амир, но Аронович подмигнул и многозначительно посмотрел на Адину:

— В самом деле? Кто-то здесь что-то замышляет?

Михаэль быстро оглядел присутствующих, чтобы по возможности видеть их реакцию.

— Кто видел его после заседания?

Снова ответила Адина:

— Доктор Шай обедал с ним после заседания.

— Она меня имеет в виду, — сообщил Тувье со своего места у стены.

Михаэль вызвал Шая в коридор и обратил внимание на синие взбухшие прожилки на его лице.

— В котором часу это было?

Сержант у входа шуршал бумагами, записывая.

— Примерно в двенадцать тридцать. Заседание закончилось в одиннадцать, ну и пока вышли. Мы здесь обедали, в Майерсдорфе, он сказал что-то насчет поездки в Тель-Авив, но ничего определенного.

— До которого часа вы там были?

— До двенадцати тридцати.

— А потом? Вы его видели?