Убийство на кафедре литературы

Михаэль колебался — с одной стороны, ему нужно было получить от хозяина определенные сведения, с другой — ему просто хотелось поближе с ним познакомиться. Он вспомнил лекции Клейна. Михаэль не собирался посещать курс ивритской средневековой поэзии, но ему рекомендовали послушать лекции Клейна в дополнение к его занятиям по истории мусульманских завоеваний в Средние века, и так он оказался на вводной лекции Клейна. Вскоре Михаэль обнаружил, что тема занятий не так уж существенна, главное — личность лектора. Благодаря Клейну — тогда рядовому преподавателю кафедры литературы — Михаэль стал понимать, что в текстах Шломо Ибн Гвироля и Иегуды Галеви, казавшихся ему безжизненными и претенциозными, бурлит жизнь. Позже он участвовал в семинаре, который вел Клейн.

Михаэль оглядывался, пораженный беспорядком, царившим в комнате. Кругом были разбросаны пустые кофейные чашки, бумаги, на одной из книжных полок даже валялось детское платье, на полу лежал незаконченный пазл. Михаэль глубоко вдохнул ароматный запах овощного супа, проникавший сквозь закрытую дверь. Он увидел фото орнамента на письменном столе, фруктовые деревья в саду за спиной хозяина, вспомнил клумбы с цветами у входа в дом. Михаэля переполняли смешанные чувства зависти и недоверия: «Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой». В живом беспорядке комнаты со всеми ее книгами было какое-то несоответствие. «Кармина Романа» — с трудом прочел гость буквы на переплете книги — верхней в стопке, лежащей у кресла. Книга была раскрыта и лежала переплетом кверху. Из-под нее виднелась другая книга — толстая, коричневая, с заголовком кириллицей. Все здесь свидетельствовало о высоком интеллектуальном уровне хозяина и пробуждало в Михаэле помимо его воли чувство глубокого почтения к профессору. Михаэль смотрел на хозяина и думал — вот человек Ренессанса сегодня. Человек духовной жизни, подлинный интеллектуал и в то же время хороший семьянин, садовник, хозяин дома.

Арье предложил Михаэлю тарелку овощного супа собственного приготовления — так же просто, как предложил кофе, а воду подал даже без просьбы гостя.

Да, этот человек — полная противоположность Тирошу, подумал Михаэль.

Теперь нужно выяснить, почему Клейн занимается именно Средневековьем и как проявлялась сфера его интересов в столкновении с его покойным коллегой. В ушах Михаэля звенел музыкальный, богатый интонациями голос Тироша. У Клейна голос был ясный, сильный, полный энергии, Михаэль помнил его еще по лекциям в большом лекционном зале здания Майзер в университете в Гиват Раме.

Клейн закашлялся, повернулся к Михаэлю, сидя за письменным столом.

— М-м-м, я вас искал последние дни — мне надо вам кое-что сообщить, — сказал он с извиняющейся улыбкой, — я вас помню по своему семинару.

Михаэль смотрел на толстые губы Клейна, которые дрогнули, прежде чем он начал говорить.

— Я не уверен, м-м-м, что люди, с которыми я беседовал, серьезно отнеслись к моим словам. Возможно, они слишком молоды, чтобы понять все сложности университетской жизни. — Он снова прокашлялся и, не скрывая, что ему неудобно об этом говорить, добавил: — У меня, к сожалению, есть предрассудки по отношению к полиции, и мне их трудно преодолеть.

Михаэль покраснел, но промолчал.

Снаружи послышались громкие женские голоса, звон разбитого стекла. Арье склонил голову, прислушиваясь, и с виноватой улыбкой шумно отхлебнул кофе из чашки с разбитой ручкой.

— Я хотел вам рассказать, что Идо Додай навещал меня в Нью-Йорке и даже жил в нашем доме в Форт-Скейлерс, на окраине города. Это большой старый дом моего дяди, который тогда гостил в Израиле. Идо был у нас дважды — неделю в начале своего визита в США и три дня перед отъездом на родину.

— А сколько он там пробыл, месяц?

Клейн кивнул.

— Он ездил в связи со своей диссертацией? Только на месяц?

Клейн вкратце объяснил, что существует особая стипендия для исследователей от Института современного иудаизма — эту стипендию для Идо выбил Тирош.

— Первую неделю в Америке Идо провел в библиотеках, встречался со специалистами по проблемам национальных меньшинств в США, в основном евреев, разумеется. Встречался он и с отказниками, он был очень взволнован, — говорил Клейн, — как бывает, когда мы находимся в преддверии открытия новых источников информации в наших исследованиях. В последнюю неделю пребывания в США Идо поехал на юг, в Северную Каролину, чтобы встретиться с одним юристом, активистом отказнического движения и сопротивления советскому режиму. У этого адвоката был богатый материал о людях, которые Идо интересовали, в основном о Фарбере — не знаю, знакомы ли вы с его стихами.

Михаэль сохранял непроницаемый вид.

— Анатолий Фарбер был открытием Тироша. Тирош открывал и других поэтов, множество, в Израиле, но любил он открывать неизвестных зарубежных поэтов, переводил их с немецкого и чешского, как, например, Хербеля.

Клейн вопросительно взглянул на Михаэля, дабы удостовериться, не напрасны ли его усилия. Михаэль покачал головой — он никогда не слышал о Хербеле.