Внезапно Тремейн остановился, вздрогнул и сделал шаг назад. Еще одна фигура вышла навстречу ему из тени на обочине дороги.
Перед его мысленным взором мелькнуло распростертое тело, найденное рано утром. Сердце заколотилось, однако он сумел сжать кулаки и призвал на помощь решимость дорого продать свою жизнь. А вскоре внезапно вспыхнувший страх сменился облегчением.
– Прошу прощения, огонька не найдется?
Голос звучал тихо и застенчиво. Тон был виноватый.
– Да, конечно, – ответил Тремейн, надеясь, что голос не выдаст его нервозности.
Порывшись в карманах, он достал спички и неловко чиркнул одной, сложив ладони ковшиком, чтобы загородить пламя от ветра. Человек с сигаретой наклонился над спичкой. Тремейн ощутил на себе чужой внимательный взгляд, увидел, как незнакомец всматривается в него в трепещущем свете спички, словно стараясь запомнить, чтобы узнать в случае необходимости.
Тремейн ответил ему пристальным взглядом. И увидел пару прищуренных пытливых глаз, острый крючковатый нос, лицо с тонкими, но резкими чертами, морщинистое и хитрое. Обладатель его был в спортивном пиджаке и серых фланелевых брюках. Мысленно Мордекай Тремейн перенесся обратно в «Страну роз» и услышал голос Джеффри Маннинга: «Коротышку с лицом как у хорька, в серых фланелевых брюках и спортивном пиджаке…»
– Спасибо.
Хорек, похоже, завершил осмотр и повернулся к живой изгороди. Тремейн сообразил, что незнакомец отошел от лесенки, ведущей к калитке для перехода через изгородь вокруг полей, и туда же собирался вернуться. Тремейн застыл в нерешительности. Вне всяких сомнений, это и есть тот человек, о котором говорили в гостиной: тот самый, кто спрашивал про Филиппа Хэммонда и при упоминании о котором Карен Хэммонд невольно выдала свой страх – или, по крайней мере, сильное волнение. И незнакомец явно следил за ней, а огонька попросил, чтобы разглядеть человека, с которым она говорила.
Тремейн уставился на темную фигуру у лесенки.
– Славная ночь.
– Да. Спасибо за огонек.
Хорек недвусмысленно дал понять, что не намерен продолжать разговор. Поскольку настаивать означало бы возбудить у незнакомца подозрения и в итоге ничего не добиться, Тремейн с сожалением пожал плечами и прошел мимо.
Несмотря на всю таинственность этой двойной встречи, думал он не о мужчине, с которым только что расстался, и даже не о Карен Хэммонд. В сущности, он временно забыл о них, не успев сделать и десятка шагов.
Некая мысль засела у него глубоко в голове с тех пор, как он покинул «Страну роз», и теперь свербела, тревожила, не давая покоя. С Бойсом он не поделился ею, потому что не сумел выразить словами. Но теперь Тремейн вдруг понял, в чем дело. Разгадка тайны, позабытой на время, явилась к нему сама собой.
Как наяву, он снова услышал разговор Мартина Воэна и Говарда Шеннона. Услышал опять, как рослый мужчина рассказывает о грозе, обрушившейся на Лондон, как шутит о капризах погоды английским летом, когда грозовые тучи разверзаются без предупреждения, и как спрашивает: «Надеюсь, вы не попали в число тех, кому не повезло, Шеннон?»
А потом услышал ответ Шеннона. Его слова о том, что худшее миновало его, поскольку он поймал у вокзала такси.
Так вот в чем все дело! Вот она, фальшивая нота!
В то время Мордекай Тремейн сам находился в Лондоне и знал, что во всем городе не пролилось ни единой капли дождя.
Глава 6
Далмеринг очутился в центре внимания публики. С первых полос ежедневных газет история убийства Лидии Дэр подавала знаки миру суетливых человечков, из анонимной толпы которых жестокая смерть вырвала одного. По времени это преступление совпало с периодом затишья во внутренней и внешней политике, и утренние газеты раздули из эпизода криминальной хроники сенсацию. Главных заголовков оно не удостоилось, но, судя по обилию деталей, фундамент для продолжительных и подробных отчетов о следствии уже был заложен.
На следующий день после прибытия в «Страну роз» Мордекай Тремейн после завтрака удалился в сад, прихватив с собой полдюжины номеров самых авторитетных лондонских газет. Джин Расселл предугадала его желание прочитать как можно больше мнений, которые наверняка будут высказаны по поводу убийства, и спросила у хозяина местного газетного киоска (он же был бакалейщиком и аптекарем; в тихую заводь Далмеринга еще не успела проникнуть специализация) все газеты, какие у него только нашлись. Несмотря на ожидание повышенного спроса, киоскер с благодарностью исполнил ее пожелание.
Утро выдалось чудесное – в лучшем смысле этого привычного выражения. Солнце поднялось в чистое голубое небо, и хотя легкий намек на излишнюю ослепительность мог бы послужить предостережением о досадной дневной жаре, в настоящий момент деревня с наслаждением купалась в теплых и ласковых лучах.