Невнятно, словно издалека и сквозь шум водопада, Тремейн услышал голос Воэна:
– Вы правы: я действительно любил Лидию. Вы ведь уже все поняли, да? Догадались, как той ночью я вышел следом за ней из дома, двинулся кружным путем по шоссе, дождался ее в роще и убил ее! Вам известно, что я сделал, почему и как. Точно так же, как вы знаете, что сегодня днем я отделался от Бленкинсона, чтобы беспрепятственно покинуть дом, убить Эдит Лоррингтон и вернуться обратно незамеченным! Но кое-чего вы все же не знали. Вероятно, вам даже в голову не приходило, что этим вечером здесь, у меня в доме, мы окажемся только вдвоем. Именно в этом месте ваших планов обнаружился просчет.
Воэн улыбался, но веселья в этой улыбке не было. Тремейн не видел ничего, кроме диких глаз возвышающегося над ним противника, который, казалось, разросся до чудовищных размеров, заслоняя собой все. Воэн продолжил тоном, предвещающим худшее:
– Это же почти беспроигрышный вариант: если я убью вас, об этом никто никогда не узнает. Вы просто исчезнете. При моем опыте нетрудно будет найти способ избавиться от трупа. И готово, появится еще одна неразгаданная тайна. Вы слишком умны, Тремейн. Вы пришли прямиком ко мне в руки, и вы чересчур опасны для меня, чтобы я вас отпустил. А вдруг вы разговоритесь? Начнете задавать эти ваши бесконечные вопросы?
Весь ужас Далмеринга сосредоточился в единственной комнате. Казалось, страх, тень которого, грозная и черная, омрачила прелесть здешних мест, переполнила это замкнутое пространство. За задернутыми шторами в пустом доме двое мужчин были отрезаны от мира так же надежно, как на другой планете, и компанию им составляло лишь огромное и ужасное зло.
Мозг Мордекая Тремейна работал лихорадочно, на грани паники. Ранние годы жизни Воэна, проведенные в атмосфере беззакония, одержимость древними народами и кровавыми дикарскими культами, глубоко укоренившиеся страсть и любовь к Лидии Дэр, сила этого сумасброда – все, что Тремейн знал о нем, вдруг слилось воедино и побудило высказать вслух последнее предостережение. Если он не заставит Воэна прислушаться, если не пробьется сквозь панцирь ожесточенной ярости, овладевшей им, ему, Тремейну, конец.
– Стойте, безумец! – прохрипел Тремейн. – Вас повесят!
Воэн громко рассмеялся:
– Только один раз. Всего один. За Лидию, за Хэммонда и за Эдит. Один раз за всех!
Тремейн предпринял последнее отчаянное усилие и на мгновение разжал руки противника:
– Ради всего святого, остановитесь! Я же знаю, вы их не убивали!
Воэн переменился в лице. Лихорадочный блеск в его глазах исчез. Колени Тремейна подогнулись, как только чужие руки, еще недавно прижимавшие его к стене, разжались. Воэн подхватил гостя под мышки и усадил в большое кожаное кресло.
Пройдя к небольшому шкафу, он достал бутылку виски и стакан, куда и плеснул крепкого напитка, ничем не разбавляя. Тремейн обмяк в кресле. Его трясло, руки дрожали. Воэн поднес стакан к его губам и заставил глотнуть виски. Зубы Тремейна застучали по краю стакана.
Виски словно прожгло огненную дорожку в его сдавленном горле, и Тремейн невольно попытался схватить ртом воздух. Воэн дал ему еще несколько минут, чтобы прийти в себя, а потом требовательным тоном спросил:
– Что вы сказали?
Тремейн поднес руку к шее и поморщился:
– Я знаю: вы их не убивали.
Глава 16
Вопреки своему обыкновению, Полин Конрой не играла. Бурная вспышка гнева, которую она демонстрировала, не имела никакого отношения к ее сценическим талантам. Под возмущенным взглядом горящих темных глаз Полин Мордекай Тремейн невольно попятился. Ему вспомнились строчки из Киплинга о женщинах рода, и он с грустью признал, насколько они справедливы. Полин пребывала в опасном расположении духа.
Это произошло утром после убийства Эдит Лоррингтон. Актриса остановила Тремейна на деревенской площади, и с первых же ее слов стало понятно, что от ее недавнего дружеского отношения к нему не осталось и следа. Скрыть причины своей враждебности Полин Конрой даже не пыталась.
– У меня к вам дело! – заявила она, увидев Тремейна, и преградила ему путь. – Ну и что вы затеяли?
Он заморгал, напуская на себя растерянный и беспомощный вид, игравший главную роль в его испытанной оборонительной стратегии.
– Ничего не понимаю, – произнес Тремейн.
– Все вы понимаете! С какой стати вы подучили своих друзей детективов шпионить за мной?
Она не спрашивала, утверждала, а потом перешла и к другим замечаниям, подчеркнуто критическим и оскорбительным.
– А ведь я вам доверяла! Считала вас другом, а не шпионом! Я этого так не оставлю, слышите? Не потерплю, чтобы за мной следили и ходили по пятам!
– Уважаемая мисс Конрой, – попытался прервать поток обвинений Тремейн, – но ведь об этом следовало бы поговорить с инспектором Бойсом, а не со мной. Я не могу приказать полицейским следить за кем-либо или прекратить наблюдение. Я простой смертный, такой же человек, как все.
– Не пытайтесь заговорить мне зубы. Всем известно, что вы с этим детективом из Скотленд-Ярда неразлейвода. Это вы велели ему шпионить за мной.