Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

— В соседнем номере находится доктор Блюм, — сказал Глюк. — Он-то немец настоящий, из Германии. Я думаю, он не откажется вам помочь, тем более если девочка заболела…

— Ja, ja!**** — закивала Роза, и синие глаза ее благодарно блеснули.

— А, так вы понимаете по-русски? — спросил Глюк.

— Ja, ein bißchen,***** — застенчиво улыбнулась Роза, очаровательно розовея, — малё…

— Вы, господин Глюк, посидите, подождите, я быстренько, — засуетился Зотиков, — я сейчас доктора Блюма к девочке проведу и вернусь; я ведь вам еще кое-что сказать должен…

———————————————

* девочка, она очень больна (нем.)

** я не знаю, что мне делать (нем.)

*** девочка, Польхен, она так кашляет, сердце разрывается! (нем.)

**** да, да! (нем.)

***** да, немножко (нем.)

Глава 8

Разговорился, и как разговорился Никита Иванович Зотиков, управитель госпожи Новиковой! Впрочем, теперь-то мы знаем, что вовсе не Новикова была помещицей – если то, что рассказал Глюку об отношениях в семействе Полоцких Зотиков, правда. А, впрочем, зачем Никите Ивановичу лгать? Такие-то вещи: кто есть настоящий хозяин, под опекой ли имение, в долгах ли – выяснить нетрудно, и полиция этим непременно займется, если уже не занялась. Так что лгать и бессмысленно, и ненужно, и в поджоге Никита Иванович никак не был виновен. Всю предыдущую ночь провел Зотиков здесь, в номере шестнадцатом гостиницы "Лондонская", и свидетелями тому были коридорный, и доктор Блюм, и даже самоё полиция, поскольку с госпожой Полоцкой, Софьей Матвеевной, сердечный приступ еще в Городском саду случился, Зотиков ее в гостиницу и привез, и полиция с них, как с потерпевших от налета, показания здесь же, в гостинице, снимала – после того как доктор Блюм оказал помощь и выписал лекарство.

Может, потому и разговорился Никита Иваныч, что вторую ночь уж проводил на ногах, и несчастья друг за дружкой на его седую плешивую голову сыпались, да и с полицией общение сил не прибавляет – очень Никита Иванович устал. А усталый человек, сами знаете, за своим языком не всегда уследить может, даже самый разумный и осторожный.

Или же наливочка язык Зотикову развязала. Домашняя вишневка, особенно когда ее для вкусу и крепости спиртом или водкою разбавляют, весьма коварная штука: пьется она легко, как компот, или как сельтерская с сиропом, а попробуй потом встать! Ноги, как макаронины, не держат, а если и держат, то норовят в сторону куда-то увести, а голова ясная, легкая, и мысли такие легкие делаются, на месте не стоят, все летают… Куда тут язык унять!

Но по какой бы то ни было причине, а разговорился Никита Иванович, и дал Глюку пищу для некоторого размышления. Феликс Францевич на наливочку не сильно налегал, губы только смачивал, так что трезвость мысли сохранил, и теперь, оставшись в номере в одиночестве, мог пораскинуть умом.

Настойчиво, назойливо даже Никита Иванович Зотиков намекал на существование в жизни мадемуазель Рено какой-то тайны, причем тайны тридцатилетней давности, и в Швейцарии. Скорее всего, тайна эта заключалась в имевшемся у мадемуазель внебрачном ребенке – от того и слова ее насчет "траура по жизни". Хотя имелась, пусть невеликая, но вероятность, что тайна была иного свойства, и связанная к тому же с близким для мадемуазель человеком, мужем или возлюбленным, совершившим в те давние времена нечто ужасное (убийство? измену родине? подлог завещания?). И с этим-то человеком она встретилась через много лет – случайно столкнулась, и он убил ее, опасаясь разоблачения. В таком случае поджог мог быть осуществлен этим злодеем только для отвода глаз, и без намерения убить пасынков госпожи Новиковой. Ведь флигель до минувшей ночи стоял пустой, а разрешение переночевать в нем мальчики получили только вечером, человек посторонний не мог о том знать. Но зачем тогда навешивать на дверь замок, зачем запирать его на ключ?

А мог ли сам Зотиков быть убийцей мадемуазель Рено? А поджог – по его просьбе или приказу осуществил кто-то из прислуги: одна из горничных, или кухарка? Костик, помощник садовника, отпадает… Хотя нет, не отпадает: Костик ни просьбы, ни приказа, конечно, не выполнил бы, но за определенную сумму денег – почему бы и нет? И замок Костик мог навесить – из той жестокости, которая иногда бывает свойственна подросткам, которые пекут гусениц живьем на листе жести, чтобы посмотреть на их предсмертные корчи, или поджигают кошек, облив их предварительно керосином. А потом, когда Костик сделал уже свое дело и явился за расчетом, вполне мог Зотиков мальчика утопить, и концы в воду тем самым спрятать. И возможность такая у него была – на дачу с утра Зотиков приезжал.

И мотив – даже слишком явный имелся у Никиты Ивановича мотив: месть.

Феликс Францевич никогда прежде не делал предложений руки и сердца, но вполне мог представить чувство стыда и унижения, которое вызывает в мужчине отказ женщины. Бывший помещик, пусть даже и разорившийся, дворянин хочет жениться на безродной гувернантке, без приданого, без средств, без связей; да это оскорбление!

С другой стороны, месть, отсроченная на тридцать лет? Не слишком ли долго ждать?