— Нет, господин Глюк, ничего особенного не было. Мне ведь и в полиции этот вопрос задавали, и Софья Матвеевна допытывалась, да и сам я думал тоже. Нет, была она такой же, как и всегда, спокойной, и почти не делала замечаний девочкам. Но это тоже у нее было в обыкновении: когда у нас гости обедали, она почти ничего девочкам не говорила, даже если и надо было бы сказать. Я как-то Матильду спрашивал даже, почему она Настю не одернет, когда та лезет в разговор взрослых – Настюша у нас очень себе на уме! Так знаете, что она мне ответила? Я, говорит, прежде ей замечание делала, и после сделаю. Но не при посторонних. А то получится вот как если бы вы, Никита Иваныч, при гостях стали бы счета сверять, или же Агафье выговор производить за пьянство. А? Умница была наша Матильда Яковлевна!..
— А когда вы в последний раз мадемуазель Рено видели, можете припомнить?
— За ужином, и припоминать нечего – и полиции так сказал. А после ужина мы на веранде в вист сели играть, по-стариковски, молодежь у рояля развлекалась, а дамы постарше с Софьей Матвеевной беседовали. А когда я уезжал, Матильды в комнате уже не было, но это тоже у нее в обычае было – при гостях она никогда долго не засиживалась.
— Ну, хорошо, — сказал Феликс Францевич, поднимаясь с кресел, — спасибо вам за рассказ…
— Ой, погодите, — вскрикнул испуганно Никита Иванович, тоже вскакивая и начиная быстро семенить по комнате, — я ведь самого важного вам не сказал, что хотел… Софья Матвеевна – дай ей бог здоровьичка – очень хотела с вами поговорить, но видите, как обернулось! И говорил же ей – на что нам в Городской сад!..
Глюк снова уселся, но Никита Иванович этого даже не заметил, продолжая бегать туда-сюда и бормотать:
— Музыку она, понимаете ли, услышала – будто в опере ей мало музыки было! А сердце-то, сердце-то!.. И обормот, мерзотник этот!.. Каково-то ей, при ее гоноре, такие слова слышать?
— Никита Иванович! — с укоризною произнес Глюк. — Вы бы толком рассказали, а то я ничего не понимаю!
Толком – то-то и оно-то, что толком рассказать Никите Ивановичу оказалось чрезвычайно затруднительно.
Постепенно, наводящими вопросами, Глюк выяснил следующее:
1 — вчера с утра к Софье Матвеевне на дачу наведалась давняя ее приятельница, супруга господина Синявского, Анна Кирилловна;
2 — Анна Кирилловна Софье Матвеевне сообщила, что делом об убийстве занялся сам господин Глюк: некто, знавший его в лицо, видел, что он, Глюк, приехал на извозчике в участок вместе с кем-то из судейских, а Глюк – "чтоб вы знали – самый главный в городе по преступлениям, и если Глюк убийцу не найдет – то никто не найдет, потому что наша полиция это разве полиция? Они сами самые главные воры и взяточники! А Глюк – это да, этот может, и однажды спас очень уважаемых людей от каторги!"
(Ох уж этот Квасницкий! — подумал Феликс Францевич.)
3 — подробно о Глюке Софья Матвеевна расспросить Анну Кирилловну не успела, потому что на дачу явился полицмейстер (это был его первый визит, утренний, по дороге в участок). Полицмейстер на вопрос о Глюке отвечать не стал, но разозлился;
4 — по дороге в оперу Софья Матвеевна много говорила об убийстве несчастной мадемуазель Рено и о своей надежде, что господин Глюк этого убийцу найдет;
5 — после спектакля (давали "Севильского цирюльника") Софья Матвеевна не захотела сразу же ехать домой, то есть на дачу, а услышала музыку в Городском саду. (В те времена в Городском саду ежевечерне играл оркестр, исполняли в основном мелодии из оперетт Штрауса и Оффенбаха). Софья Матвеевна выразила желание послушать музыку еще и тут.
6 — во время налета с Софьи Матвеевны сняли все ее бриллианты, причем налетчик, эти бриллианты снимавший, сказал Софье Матвеевне с наглой улыбочкой: "Бабуся! Вам в ваши годы надо уже про вечное думать, как с богом договариваться будете, а побрякушки – это же мусор, бабуся!"
7 — Софью Матвеевну куда больше потрясла наглость налетчика и фамильярное его обращение "бабуся!", нежели факт потери бриллиантов. Она возмутилась, разволновалась, и с нею случился сердечный приступ. Никита Иванович усадил Софью Матвеевну на скамейку и пошел за извозчиком, который ждал их за углом, а когда вернулся – Софья Матвеевна, пунцовая и державшаяся за сердце, переругивалась с полицейским, пристававшим к ней с вопросами об ограблении.
8 — с помощью полицейского Зотиков перевез Софью Матвеевну в гостиницу, куда пускать их не хотели, поскольку у них не было ни багажа, ни наличности; Зотиков отправился за доктором Блюмом, который ссудил ему некоторую сумму денег, и, конечно, поехал взглянуть на больную;
9 — через два часа после визита доктора явилась полиция и еще раз допросила Софью Матвеевну и Зотикова. После ухода полицейских Софья Матвеевна опять разбушевалась, сказала, что все они хамы, и доверять им она не намерена, а намерена предложить Глюку тысячу рублей вознаграждения из своих собственных средств, и это помимо оплаты необходимых расходов, которые, должно быть, будут немалыми – ведь может быть, и в Швейцарию придется поехать!