Убийство на улице Длинной или Первое дело Глюка

Что делать – пришлось Феликсу Францевичу идти на службу. Но – с другой стороны, с начальством надобно жить в дружбе: Кузьма Иннокентьевич любопытен, и, если это его любопытство время от времени не удовлетворять, то может впасть в раздражение. Что чревато некоторым неудобством.

Поэтому Феликс Францевич зашел в контору, посвятил начальника в некоторые из новостей: что госпожа Новикова, оказывается, некоторое время обучалась в пансионе мадам Глюк, а Зотиков, управитель, в свое время хотел жениться на покойной гувернантке, и что у Софьи Матвеевны удар. Про пожар и про гибель пасынков Кузьма Иннокентьевич уже знал – из газеты. Он тоже выписывал "Листок".

— Хе-хе, как же, читал, — расплывшись в улыбке и потирая ладони, сообщил Безобразный Феликсу Францевичу, — читал как об вас этот Известин… Вы у нас, господин Глюк, теперь знаменитость!

Феликс Францевич недовольно поморщился, потрогал свои тоненькие усики, но промолчал.

Обсудили возможные мотивы убийства гувернантки и мальчиков (про смерть Костика Глюк решил пока что не говорить – в газетах об этой смерти ничего не было).

Про Полоцкую решили, что мотива никакого не видно – если только завещание покойного Григория Полоцкого чего-то не прояснит. Но вряд ли она убийца, разве что из старческого слабоумия, а на слабоумную Полоцкая похожа не была.

Мотив же, предложенный Глюком для Зотикова, Кузьма Иннокентьевич высмеял бесцеремонно:

— Это вы, Феликс Францевич, хватили через край! В таком разе я бы должен с каторги не вылезать, столько мне раз отказывали и барышни, и вдовушки. С самыми разнообразными мотивировками. И это понятно – с такой-то фамилией! А фамилия наша старая, уважаемая…

Феликс Францевич слегка поежился – сейчас начнется!

Началось. Но начальника перебивать неприлично, и Феликсу Францевичу пришлось в очередной (тысячный, наверное) раз выслушать, как сгорела усадьба предка Кузьмы Иннокентьевича (при царе Горохе, точнее, при Алексее Михайловиче Тишайшем), и как семья впала в такой упадок и в такую нищету, что даже не на что было обновить родовые образа, при пожаре пострадавшие и обгоревшие так, что ликов на них заметить не получалось, за что и прозвали семейство "Безóбразными"… Закончил, правда, свою речь Кузьма Иннокентьевич несколько неожиданно:

— Только вот ваша маменька – она дама прямая, откровенная – так она мне честно сказала: "Кузьма Иннокентьевич! Никак за вас выйти мне невозможно! Сейчас я кто? Мадам Глюк! А если за вас выйду, я стану кто? Мадам Безобрáзная!" Хе-хе… Так что, убивать мне ее за это?

Из гостей мадам Новиковой в тот роковой вечер Кузьма Иннокентьевич хорошо знал братьев Воробейчиков. Но братьев Воробейчиков и Глюк знал хорошо.

О Синявском и Цванцигере господин Безобразный сказал только: "Люди состоятельные, люди уважаемые".

Зато о Захарове разлился соловьем, в основном про благотворительность Степана Захаровича, про меццо-сопрано в Италии и про юное балетное дарование в Санкт-Петербурге: про то, о чем и сам Феликс Францевич был осведомлен.

— Что вы, Феликс Францевич! Человек такой видный, известный, как Степан Захарович! Что вы!

— Когда человек на виду, он особенно тщательно должен скрывать темные пятна в своем прошлом, — заметил Глюк скептически.

Кузьма Иннокентьевич задумался, насупившись. Кажется, расследование преступлений не казалось ему теперь таким уж увлекательным делом: подозрительно относится ко всем, в том числе и к таким состоятельным, уважаемым и известным людям! Нет, это как-то… не комильфо.

Так что оставил Глюк своего непосредственного начальника в расстройстве чувств, и ушел сегодня без дружески-отеческого напутствия.

Собирался Феликс Францевич зайти к доктору Наливайко. А по дороге решил заскочить в прокуратуру, узнать новости полицейского расследования – если, конечно, Жуковский соизволит поделиться информацией.

Но под тем же парусиновым тентом уличного кафе, что и вчера, во все той же ленивой позе скучающего бездельника, сидел Квасницкий в своей белой панаме и полотняном костюме курортника. Сегодня он пил не лимонад, а квас, и не один, а в компании со Згуриди.

— Эй, Глюк! Если ты ищешь Жуковского, то его там нету, — крикнул Згуриди. — Мне он тоже нужен. Где-то шляется.

— Садись, брат Шерлок, выпей с нами квасу, — предложил Квасницкий, отодвигая стул рядом с собой. — И расскажи, какие новости. А то я вовсе скисну тут, без новостей и без дела.

— Что так? — спросил Глюк, присаживаясь.

— Я хандрю, — сказал Квасницкий. — Вчера я написал бытописательный очерк под названием "Уличное кафе".

— Прекрасное название, — пробормотал Глюк. — Главное, очень оригинальное.

— Да? Ты так думаешь? — поднял брови Ленчик.

— А где ты его тиснул? — спросил Згуриди. — Я вроде читал сегодня газеты, но ничего такого не помню…