– Именно, я не удивлюсь, если из комода похищена крупная сумма денег или золотые украшения.
– По поводу украшений я сомневаюсь, – не утерпел пристав, – судя по обстановке хозяйка – вдова и едва сводит концы с концами.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Козлов, – но всё равно я утверждаю, что из этого, – он указал рукой, – комода что-то похищено и это явилось причиной смерти.
– Видимо, вы правы.
– Ваше благородие, – раздался позади пристава голос, подполковник Богданов обернулся.
– В чём дело? – Бросил он раздражённо, общение с судебным следователем всегда влияло на него угнетающе.
– Надворный советник Фурсов, – начал, было, полицейский.
– Какой там Фурсов, – глаза пристава горели от негодования.
– Господин Фурсов из сыскного отделения.
– Пропусти, – голос Николая Павловича потеплел. Пусть эти двое разбираются друг с другом, а я, пристав Богданов, постою в сторонке и понаблюдаю за петушиным боем.
– Как всегда к шапочному разбору, – кисло улыбнулся Козлов, – без них бы обошлись.
Пристав промолчал.
Сыскной агент Фурсов оказался мужчиной лет сорока, кроткой и благовидной наружности, не вязавшейся с родом занятий.
Василий Васильевич, памятуя о неприязни судебного следователя к сыскному отделению, вежливо с благодушной улыбкой поздоровался.
– Зря только проехались, – хотя и с доброжелательным выражением на лице, сказал Козлов, но крайне раздражённым тоном, – дело почти раскрыто.
– Значит, в нашей помощи вы не нуждаетесь?
– Отнюдь, – поспешил с ответом Сергей Карлович, не хотелось обострять и без того плохие отношения, – возможно наши выводы сойдутся, а возможно и нет.
– Благодарю, – вежливо сказал Василий Васильевич, – вы позволите осмотреть место преступления?
– Да, конечно, я уже кончил, теперь дело за вами.
Фурсов кивнул головой, но судебный следователь уже направился к выходу.
– Моя помощь вам нужна? – Раздался голос пристава.
– Конечно, но только после осмотра и составления акта.
– Хорошо.
Богданов со стороны смотрел на действия надворного советника, как последний, сперва, осмотрел убитую. Диктовал сопровождающему помощнику, в каком положении лежит труп, видимые нанесённые раны, одежду, потом, что находится рядом и только затем перешёл к описанию комнаты, предметов мебели.
Пристав с удовольствием отмечал, что сыскной агент не упустил ни одной мало-мальски значительной детали.
Козлов направился к госпоже Жак, находящейся в первой жилой комнате квартиры.
Слёзы только перестали течь из глаз, но Наталья Ивановна не убирала руки с платком от лица.
– Бедная Елена, – шептала она, – бедная Елена.
– Госпожа Жак, – слегка раздражённым тоном произнёс судебный следователь, – я понимаю, что вы расстроены….
– Расстроена? – удивлённый взгляд женщины был красноречивее слов. – Да я убита смертью моего ребёнка.
– Гм, позвольте задать несколько вопросов, – и торопливо добавил, – которые позволят разыскать убийцу?
– Задавайте, – почти обречённым голосом сказала Наталья Ивановна.
– Скажите, у вас в квартире хранились какие —либо деньги и ценности?
– Да, в той комнате, где Елена, – поднесла платок к глазам, – я хранила все свои сбережения.
– И велика сумма?
– Около трёх тысяч.
– А ценности?
– Таковых не имею, но если только несколько дешёвых колец, цепочек.
– Кто знал о том, что в той комнате, а где они хранились?
– В верхнем ящике комода.
– Понятно, так кто знал о деньгах?
– Только я и дети, может быть, жених моей старшей дочери.
– Как зовут жениха?
– Александр.
– Где он проживает?
– В Кронштадте.
– Не скажите его полное имя?
– Александр Иосифович Петров.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Сегодня?
– Именно, он ночевал у нас.
– Так, так, – загорелись глаза у судебного следователя, – значит, сегодня. Скажите, когда он ушёл?
– Около восьми часов.
– Так, он обладает средствами?
– Его отец владелец кожевенного завода.
– Хорошо. Так вы говорите, более никто не знал о деньгах?
– Никто.
Дворник не только протрезвел, но и выглядел крайне испуганным. Глаза навыкате, бородёнка трясётся, словно не безымянный злоумышленник совершил преступление, а именно, он, Иван, уроженец нижегородской губернии.
– Так, голубчик, – судебный следователь постукивал перчатками, которые держал в руке, о ладонь другой, тем самым нагоняя нешуточного страху. – Что ты можешь сказать о семействе Жак?
– Только хорошее.
– Болван, о хорошем я и так узнать могу. Ты мне всю правду.
– Какую правду? – Насторожился дворник. – Ничего дурного сказать не могу. В доме живут, почитайте, годков с двадцать, на моих глазах их ребятишки народились…
– Кого их?
– Натальи Ивановны и ПетраИваныча, тот при комитете каком—то служили. Вот при каком, врать не буду, запамятовал.
– И что Пётр Иванович?
– Так оне, как три года померли, с тех пор барыня ни дня покою не ведает, всё-таки пятеро на руках остались.
– Об этом потом, – отмахнулся Козлов, – ты мне, голубчик, скажи, сегодня что ты видел подозрительного в доме и дворе?
– Дак всё, как обычно. Разошлись, кто куда, кто на службу, кто в гимназию.
– Ты мне про Жаков говори? Кто, куда?
– Дак, кто их знает.
– Послу ухода этой, Натальи Ивановны кто-нибудь к ним приходил?