Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века

С галереи раздались вздохи, которые председатель Верховного суда заглушил одним лишь взглядом. Генеральный прокурор продолжил:

– Что он спускал в дымоход?

– Что-то… округлое.

– А что все это время делала ваша мама?

– Она стояла у входной двери.

– А когда ваш отец пришел пить чай?

– Примерно через полтора часа после того, как я увидела его на крыше.

– Так в котором часу он был на крыше?

– Я сама не понимаю, как определять время по часам. Он был там около шести или семи, после того как я выпила свой чай.

Генеральный прокурор поспешил задать следующий вопрос. Он не хотел привлекать внимания к удручающему признанию ключевого свидетеля о том, что она не умеет определять время.

– А вы сами выходили на улицу после того, как попили чай?

– Нет.

– И что вы делали после этого?

– Я легла спать. Это было после того, как отец попил чай.

В этот момент один из присяжных вмешался, чтобы попросить предоставить дополнительную информацию о лестнице. Это вмешательство было любезно встречено генеральным прокурором, который передал его вопрос свидетелю.

– Когда вы увидели отца на крыше старой кузницы, где была лестница?

– На крыше.

– Значит, нижняя часть лестницы не стояла на земле?

– Нет, она вела от крыши до дымохода.

– Как она туда попала?

– Он поднял ее после того, как поднялся сам.

Главный судья Монахан вмешался и спросил, откуда Люси знала, что именно так поступил ее отец.

– Я видела, как он поднимался вверх, а когда забрался на крышу, то потянул за собой лестницу.

Убедившись в том, что и присяжные, и судьи удовлетворены, мистер Фицджеральд решил, что настало время представить важнейшее вещественное доказательство. По его указанию один из швейцаров передал Люси кусок ткани, в который была завернута часть денег.

– Мисс Споллин, вы узнаете эту ткань?

– Да.

– Что это?

– Раньше это был чепец. Мне подарила его моя кузина Джулия Лайонс.

– Когда она вам его подарила?

– Давным-давно. По-моему, это было за год до прошлого Рождества.

– А что с ним стало после?

– Я его никогда не носила. Его использовали в качестве тряпки.

– Вы абсолютно уверены, что это тот самый кусок ткани, который вам подарили в качестве чепца?

– Я в этом уверена. Я часто видела его дома.

– Видели ли вы его дома после убийства мистера Литтла?

– Нет.

– Вы можете вспомнить, когда в последний раз видели этот кусок ткани?

– Примерно за три месяца до убийства мистера Литтла.

– Где же он тогда был?

– Дома, им протирали пыль.

– Помните ли вы день, когда осушили канал? Это было вскоре после убийства.

– Да.

– В то время полиция находилась рядом с вашим домом, обыскивала канал и землю вокруг него. Что сказал вам по этому поводу ваш отец?

– Он сказал, что если мне покажут кусок ткани или красную тряпку, я должна сказать, что раньше никогда ее не видела.

– Теперь давайте обратимся к моменту ареста вашего отца несколько недель назад. Помните ли вы, что ваша мать заболела примерно в то время?

– Да, примерно за неделю до того, как отца забрали.

– Помните ли вы, был ли отец рядом во время ее болезни? Ваша мать просила его послать за кем-нибудь?

Мистер Сидни вскочил на ноги, выразив недовольство задаваемыми прокурором наводящими вопросами. Мистер Фицджеральд ответил, что это вполне корректный вопрос, поскольку ответ на него будет соответствовать показаниям подсудимого. Мистер Курран возразил, что это не относится к делу и может создать предвзятое мнение у присяжных. После некоторой перепалки между адвокатами главный судья Монахан призвал всех к порядку.

– Задайте вопрос, – сказал он.

– Но только если это будет иметь значение для дела, – дополнил лорд главный судья Лефрой.

– Я обязан вашей светлости, – чуть поклонился генеральный прокурор, а затем повернулся к Люси. – Не помните ли, что сказала ваша мать?

– Она сказала, что ей очень плохо и ей нужен священник и врач.

– А что на это ответил ваш отец?

– Что он не пустит в дом ни священника, ни врача, и что если кто-нибудь выйдет из дома за ними, то он его прикончит.

Любому барристеру приятно заканчивать допрос свидетеля, зная, что его показания произвели определенное впечатление, и когда генеральный прокурор сел на свое место, его сопровождали шокированные вздохи и приглушенные разговоры в галерее для зрителей.

Предположение о том, что Джеймс Споллин угрожал убийством своей собственной плоти и крови, конечно же, не сулило ничего хорошего. Однако, когда мистер Сидни встал, чтобы начать перекрестный допрос, он понял, что имелись все признаки того, что Люси могла оказаться более полезной для защиты, чем для обвинения.

Ему доверили эту деликатную задачу, поскольку мистер Курран понимал, что его собственный подход к допросу свидетеля – боевой, язвительный, остроумный – может оказаться контрпродуктивным, если его применить к маленькой девочке. Уильям Сидни был адвокатом другого типа: любезным и обходительным, ведущим себя скорее как союзник свидетеля, а не его противник. Ему только исполнилось тридцать, он еще не был королевским адвокатом, но явно был призван им стать, так как обладал острым умом и обаянием.