Убийство по-китайски

Я опять посетил флигель дома Трушниковых. Ольга Михайловна в то утро была невероятно хороша и искренне мне рада. Я же, как вы уже догадались, после рассказанного дядей буквально не мог прийти в себя. Разумеется, в Успенское я не поехал, так как не мог представить себе встречу с Борисом. Отговорился делами, а сам ходил по городу, плохо ел, почти не спал. В голове, в сердце образовалась какая-то черная пустота. Теперь я знаю, что таково свойство моей психики. Когда происходит что-то страшное, непоправимое, несколько дней я как бы не принадлежу себе. Денис Львович, кстати, рассказал мне, что, когда умерла моя мать, я почти месяц не говорил, не реагировал, когда ко мне обращались, и более всего походил на сомнамбулу. Что-то подобное, видимо, происходило со мной и тогда. Впрочем, в тот день я потихоньку начал возвращаться к жизни. Не знаю, что стало тому причиной – возможно, что и доброе отношение Ольги Михайловны. Так или иначе, ноги привели меня в ее дом, и там я нашел, вероятно, то, что могло мне помочь более всего – теплое и сочувственное внимание. Она, разумеется, заметила мое состояние и пыталась, как могла, развлечь меня. Много рассказывала про монастыри, расположенные в нашей губернии. Причем ее познания в истории, архитектуре и живописи оказались глубоки, а наблюдения и мысли оригинальны. Постепенно я оживал. Мы стали говорить о нашем городе, об общих знакомых. Моя хозяйка рассказывала, кто, как и по каким причинам принимал участие в благотворительных проектах. Какие политические настроения есть в городе и почему. Постепенно наш разговор коснулся и Бориса. Я, видимо, выдал свое волнение, поскольку Ольга Михайловна замолчала и как-то особенно, очень пристально посмотрела мне в глаза. Потом поднялась и прошлась по комнате, явно пытаясь побороть волнение. Наконец подошла ко мне и опустилась на кресло.

– Друг мой, простите ли вы женщину, которая относится к вам, как… сестра? Может быть, я не проявлю тактичности, но, поверьте, мне сложно видеть вас в таком состоянии. Позвольте вопрос?

Я кивнул.

– Вы что-то узнали про вашего друга? Что-то плохое? – Она заглянула мне в глаза. – Вы узнали про Киев?

Я потрясенно молчал.

– Бедный, бедный Аркадий Павлович. А я-то гадала, как вы можете… А вы раньше не знали? Вы удивлены, откуда мне известно? Что ж, это не секрет. Мне рассказал Петр Николаевич. Согласитесь, когда твоя семья находится в центре расследования, это естественно… это мой долг выяснить, в чьих руках сходятся нити наших судеб. Я не стесняюсь сознаться, что собрала сведения обо всех, или почти обо всех, кто так или иначе вовлечен в наше дело. Эта история и меня потрясла. Я говорю несколько выспренно. Но… я очень волнуюсь.

– И что же… эта история известна многим? – тихо спросил я.

– Почему многим? А впрочем. Если известна мне, известна Выжлову, несомненно, вашему дяде (это он вам рассказал?). Сами понимаете, город у нас небольшой. Что делать, провинция.

– Я – слепец. Видит Бог, дядя прав. Я не вижу того, что видят все.

– Зачем же так?! Не стоит себя корить. И потом, по большому счету Борис Михайлович исполнил свой долг. Да! И помог другу. Там, кажется, какой-то его друг был под следствием. А что девушка-террористка покончила собой – это бывает. В той среде самоубийство, говорят, не редкость. Нам, конечно, трудно понять, но террористы – абсолютно безбожные люди, часто еще и иноверцы, они могут иначе смотреть на жизнь, на смерть.

– Она… была его невестой.

Ольга Михайловна тихо охнула.

– Молчите. Зачем! Боже мой. Теперь я все-все поняла. Бедный вы мальчик. Какой ужасный год! И у меня, и у вас. Сколько страданий! И какой ужас. Но, послушайте, наверное, есть какое-то оправдание. Может быть, он не знал? Может быть, не ожидал ничего подобного? И потом, во всем остальном господин Самулович часто проявляет самые лучшие душевные качества. Он помог мне, очень выручил Дмитрия. И к вам он испытывает самую искреннюю симпатию. Не отчаивайтесь.

– Ольга Михайловна, я не знаю, как мне быть дальше.

– Что же тут знать? Вы ни в чем не виноваты. Просто вы разочарованы в человеке, который был вам близок. И, наверное, задаетесь вопросом, как вам мог понравиться некто, способный на поступок, который вы сами определяете как абсолютно… недопустимый.

– Да, все так! Как вы точно меня поняли.