Убийство ради компании. История серийного убийцы Денниса Нильсена

Поэтому называть Нильсена «монстром» – значит уклониться от вопроса. Когда-то людей называли «ведьмами» и сжигали на костре без колебаний, поскольку избавиться от них было легче, чем задумываться над вопросами, которые вызывало их поведение и истерическая реакция на это общества. Нильсен совершал чудовищные вещи, и наша задача – тщательно его изучить, чтобы понять почему. Не ради него, не для того, чтобы дать ему шанс на искупление, но ради нашего же блага, чтобы углубить наши познания и улучшить наши шансы на обнаружение подобных ему аномальных личностей прежде, чем они начнут причинять другим вред и страдания. Даже если бы смертная казнь в нашей стране еще существовала, убивать Нильсена сейчас было бы крайне глупо, поскольку тогда мы своими руками уничтожили бы единственное, что стоит в данном случае дальнейшего исследования.

Пока не произойдет это подробное исследование (если оно произойдет), мы можем обратиться лишь к теории и опыту за объяснением. Психиатрия предлагает один ответ, разбитый на дюжину других поменьше, философия предлагает другой, теория сексуальности – третий, и дьяволизм – четвертый. Ни один не обладает прозрачной ясностью абсолютной истины, и, как мы уже видели, эти ответы часто противоречат друг другу по важным аспектам. Врожденная интуиция писателя тоже может предоставить свой вариант ответа. Что касается меня, я думаю, в жизни Нильсена есть некоторые моменты, которые ни один из этих ответов не объясняет полностью. Я намекал на них в предыдущих главах.

Понятия Нильсена о любви и смерти необъяснимо переплетены в его разуме. Это мало связано с психологией или даже с этикой: скорее это связано с восприятием идей. Мы все еще ничего не знаем о том, как идеи, представленные в словах, формируются в разуме. Почему слово «любовь» постоянно задевает некую струну, которая побуждает Нильсена тут же подумать о слове «смерть»? Наглядных тому примеров я уже привел достаточно в предыдущих главах. «Я искал любви, но моя борьба привела лишь к смерти», – пишет он. Даже если это сознательная попытка подыскать себе подходящее оправдание – мол, корень его болезни – в дихотомии добра и зла любого человека, – то почему для своей цели он выбрал именно эти два слова? Антитеза представляет собой довольно яркий стилистический прием, позволяющий разуму быстро ухватиться за некую определенную идею, но здесь, пожалуй, дело не в этом. Так почему же разум Нильсена всегда мыслит противоположностями и при этом всегда пытается их объединить?

Здесь я неизбежно должен вернуться к теме его дедушки. Эндрю Уайт был детской любовью Нильсена. Когда он видел любимый объект в последний раз, тот представлял собой тело, которое, как он понял только со временем, в тот момент было мертво. Довольно часто ребенок хочет сперва обладать родителем, затем – стать родителем, затем – быть на него похожим. Уайт был для него «родителем» больше, чем кто-либо еще. Я полагаю, что он так и не вырос из желания «походить», и когда Эндрю Уайт умер, то единственным способом продолжать «чувствовать» эту любовь стала симуляция собственной смерти, а затем и смерть других людей. Идея смерти воскрешала для него идею любви. Когда симуляция заканчивалась и в дело вступала реальность, его поведение по отношению к жертвам сразу после их смерти напоминало поведение заботливого родителя.

Должно быть, подобное причудливое переплетение понятий случилось в его разуме еще до того, как он увидел труп своего дедушки: в конце концов, тогда ему было уже шесть (существует достаточно оснований полагать, что характер продолжает формироваться и после этого возраста). Эндрю Уайт был моряком, который уходил в плавание часто и надолго. Каждый раз расставание с ним, должно быть, казалось ребенку смертью, а каждое его возвращение означало возобновление любви. Неспособный принять тот факт, что последнее расставание означало исчезновение этой любви навсегда, мальчик упрямо цеплялся за последнее ее проявление в том гробу.

(Безусловно, существует некая связь между мощным влиянием моря на детство Нильсена и тем фактом, что несколько своих жертв он топил в ванной после удушения. Образ воды никогда не переставал волновать его воображение.)

Мы также помним, что жители рыбацких деревень обычно придерживаются глубокого фатализма, и что некоторые гены Нильсена, унаследованные от предков, располагали его к депрессии.