Молли поспешила прочь. Она видела, что Ханс Кристиан стоял и косился на дверь в покойницкую, как будто он боялся, что смерть или что-то еще более ужасное выйдет и заберет его.
Она проскользнула мимо очереди, вверх по лестнице и по коридору — повсюду сидели и лежали люди. Несколько из них были пьяны, у многих была красная сыпь по всему телу, похожая на красноватую кору, но большинство было просто изнурено, истощено и безжизненно. Молли подальше обошла тех, кто выглядел самым больным, особенно тех, кто кашлял и тяжело дышал. Всего несколько месяцев назад легочная болезнь свела в могилу одну из девушек на Улькегаде. Неделями после этого Молли снились кошмары про двадцатилетнюю Берту, которая лежала в комнате напротив, задыхаясь от кашля. Несколько девушек пытались вызвать врача, но он так и не пришел.
Молли осторожно заглянула в комнату справа. Над большим камином висел котел с кипящей водой, а пять сиделок суетились вокруг. В маленьком шкафу над конторкой висела связка ключей от всех помещений больницы. У Молли заколотилось сердце. Напротив конторки сидела толстая экономка в белом халате. Она писала что-то на листе бумаги.
Ее звали мадам Кнудсен. И она была последним человеком, с которым хотела разговаривать Молли, не говоря уже о том, чтобы попадаться ей на глаза. Мадам Кнудсен управляла Народной больницей, когда Молли здесь работала, и с самого начала считала, что та непременно свалится под грузом тяжелой работы при мизерной оплате и закончит жизнью во грехе. В любом случае у экономки было особое, присущее только женщинам чутье на то, как унизить и оскорбить Молли перед другими девушками, чтобы она вообще не поняла, что происходит. Она не могла ни ответить, ни оправдаться. Никто не перечил экономке. Все просто делали то, что она скажет. В каком-то смысле это было неприятнее и унизительнее, чем проституция. А теперь эта дама стояла на пути к ключам, которые Молли должна была добыть любой ценой.
Взгляд Молли упал на старый медный колокольчик в углу. Он звонил, только если нужна была помощь в правом крыле, где содержались сумасшедшие, самые измученные души. С тех пор, как Молли здесь работала, изменилось немного. Только стало больше бедных и больных. Иногда она думала, что Копенгаген — это фабрика, которая производит болезни и нужду.
Она поспешила обратно во двор.
— Ты хороший актер? — прошептала она Хансу Кристиану, который все еще прижимал тряпицу к носу и выглядел не очень здоровым.
— Актер? — повторил он, выпрямив спину. — Я занимался балетом с четырнадцати лет. Я выступал на сцене Королевского театра. Не может быть никаких сомнений, что мой самый большой талант из многих — актерское мастерство.
— Это значит да? — спросила Молли.
— Ты вообще не слышала, что я говорил?
— Услышала бы, если бы твой ответ не был таким длинным. Когда ты говоришь, люди не могут уловить суть, — сказала она, поправляя ему воротник и объясняя свой план. Они смогут забрать ключ, если отвлекут мадам Кнудсен. Она потянет за веревку колокольчика, а Ханс Кристиан побежит и скажет, что в отделении с сумасшедшими волнения. — Но мне сперва нужно кое-что добыть, — сказала она и посмотрела на спящего возле ограды старика. Рядом с ним стояла палка, возможно, его единственное имущество. Молли почувствовала укол совести, беря ее. Она вернулась к Хансу Кристиану и попросила пройти с ней за дверь. Над аркой через отверстие в стене протянута веревка из западного крыла в северное. Молли засунула трость в дыру и попыталась зацепить веревку, потянула за веревку, потом еще раз и еще раз, пока она не оказалась на изогнутом конце трости.
На кухне тотчас громко зазвонил колокольчик.
— Давай, — сказала она и подтолкнула Ханса Кристиана на лестницу.
Через мгновение она услышала его громкий театральный крик, такой пронзительный, что он бы заглушить шум всей Конгенс Нюторв.
— У сумасшедших скандал, ссора и сейчас будет драка, — закричал он. — Скорее! Иначе они перебьют друг друга, они руки-ноги друг другу поотрывают, там повсюду кровь, она хлещет, как фонтан Треви в Риме.
На секунду Молли подумала, что он сгубил все дело своим притворством и глупостью. Но затем увидела четырех сестер милосердия во главе с мадам Кнудсен, грохочущих вниз по лестнице и спешащих в другое крыло.
— Что говорят критики? — с гордостью спросил Ханс Кристиан у Молли, бегущей мимо него в кухню за ключами.
Глава 15
В мертвецкой было жарко, как в гончарной мастерской, а почувствовав зловоние, источаемое сотнями видов смерти, Ханс Кристиан замер. Пахло горелой плотью, мором и мочой, сладковатый запах гниения и червей заставил их обоих зажать нос и рот. Все его существо рвалось назад, и только страх его собственной скорой смерти заставил его завершить начатое. Он прошел у Молли за спиной, несчастная женщина, может, он здесь еще и ради нее. И ради Анны. Он увидел что-то, что вытащили из темной воды канала. Он не был уверен в том, что это такое. Может быть, это Анна. А может, и не Анна.