О’Брайен сидел за столом в своем кабинете, уставившись на неуклюжего деревенского парня, который причинил ему столько неприятностей за последние две недели. Но мог ли этот тупоголовый юнец – слишком юный даже для того, чтобы отрастить настоящие усы, – совершить убийство?
О’Брайен вернул его к событиям вечера 7 июля и последующих дней, и парнишка дал полный отчет о своих передвижениях. Теперь О’Брайену казалось, что повторный допрос, которому Смита подвергли детективы, наконец-то свел его версию событий в более или менее последовательное повествование, которое не оставляло каких-либо шансов доказать его причастность к убийству.
Отвечая на вопрос о предпринятом им самим «расследовании», когда Фрэнк расспрашивал местных жителей насчет того, куда могла пойти Хейзел после встречи с ним на Табортон-роуд, мальчишка сообщил новую информацию: младший брат Хейзел, Вилли М. Дрю, жил в табортонской семье по имени Совальски примерно во время убийства.
О’Брайен и Кей, который тоже был в комнате, обменялись еще одним усталым взглядом: не слишком ли поздно для таких откровений?
Когда О’Брайен перешел к рассказу Джона Абеля о том, как тот отвез Хейзел на ферму Тейлора, Смит снова встал на сторону ливрейщика, уверенно заявив, что видел Хейзел в экипаже Абеля в апреле по дороге к Тейлору.
– Тебе известно, что Уилл Тейлор полностью отрицает историю мистера Абеля? Говорит, Хейзел не была у него с зимы.
– Может, он так и сказал, но это не значит, что так оно и было.
– Ты хочешь сказать, что мистер Тейлор солгал нам? Зачем бы ему это делать, Фрэнк? – не отступал О’Брайен.
– Может, он боится.
– Боится? Чего? – спросил Кей.
– Того, как вы, парни, разгуливаете по горе, будто хозяева. Может, он боится, что, если скажет что-то не то, вы упрячете его за решетку.
Мальчишка не поддавался, тут ему нужно было отдать должное.
О’Брайен чувствовал, что выжал из Тейлора и Смита почти всю информацию, какую только мог. Оставались еще кое-какие слухи, которые требовали проверки. Если Вилли Дрю действительно жил у Совальских, может быть, Хейзел собиралась туда в гости? А как насчет «Конкорда», который видели Хоффеи?
В любом случае расследование топталось на месте, и отработка других версий либо превращалась в отвлекающий маневр, либо вела в тупик. Окружной прокурор знал, что оттягивал достаточно долго.
Пришло время провести дознание. Может быть, там повезет.
И вот в 13:10 в понедельник, 27 июля, в еще один душный летний день, толпа из почти тридцати вызванных в суд свидетелей и десятков болезненно любопытных зрителей, столпилась в павильоне в задней части дома отдыха, известного как Уоргер, и дознание официально началось. Обычно здесь устраивались танцы, свадьбы и, время от времени, политические митинги. «Отдыхающие в Аверилл-Парке пансионеры танцевали здесь до рассвета и не хотели, чтобы он приходил. Сегодня сама смерть бросила тень на здание», – сообщала «Трой рекорд».
Какая поразительная сцена: летние туристы, в основном женщины, модно одетые, в шляпах «веселая вдова», общаются с угольщиками и фермерами Табортона, «неотесанными горцами», как их называли газеты. Еще одна иллюстрация классовых различий, лежащих в основе повседневной жизненной борьбы Хейзел Дрю. В зале суда на всеобщее обозрение в качестве экспонатов были выставлены одежда и украшения, бывшие на жертве в ночь убийства.
Присяжных не было, поскольку коронер Строуп выступал в качестве ведущего судьи с правом на арест в округе Ренсселер. Дознание вел О’Брайен. Первыми во время предварительных слушаний появились три врача, производившие вскрытие, – Элиас Бойс, Элмер Рейхард и Гарри Фейрвезер. Их записи были включены в официальные показания.
После окончания предварительных слушаний первые свидетели были приведены к присяге и вызваны для дачи показаний.
Большая часть ранних свидетельств местных жителей, присутствовавших у пруда 11 июля, когда было обнаружено тело Хейзел, – Лоуренса Грубера, Джорджа Уайта, Гилберта Миллера, Джорджа Альбертса, Эбенезера Мартина и других – представляли собой пересказ информации, которой делились и которую передавали бесчисленное количество раз с тех пор, как тело Хейзел вытащили из пруда. Только когда Строуп наконец вызвал на трибуну Фрэнка Смита, зал загудел от предвкушения.
Молодой работник был поразительно эксцентричен в ходе расследования. Сможет ли окружной прокурор, человек, которым во всем округе восхищаются за инквизиторскую ловкость, наконец сломить его?
Смит, казалось, наслаждался представившейся возможностью. Парень прибыл рано, весь принаряженный, без пальто, в мягкой шляпе и элегантной рубашке, попыхивая большой черной сигарой, – абсурдно неуместный образ семнадцатилетнего рабочего с клочком усов, изо всех сил пытающегося заявить о себе. Он был в разговорчивом настроении и более девяноста минут сражался с О’Брайеном, уверенно и убежденно парируя намеки окружного прокурора. Неоднократные допросы, которым его подвергали детективы, казалось, отточили в нем способность отвечать на вопросы, которые он уже слышал много раз.