Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе

Св. Уильям часто описывается как влиятельный норвичский святой, вокруг которого сложилась паломническая традиция. Именно такое впечатление стремился создать Томас Монмутский. Однако при описании чудес Томас, что называется, «хватался за соломинки»[541], а изучение основных сторонников святого позволяет заключить, что агиограф пытался использовать в своих целях имя любого более или менее заметного лица. Даже рыцарские семьи, которые он упоминает, не выказывали особого пыла. Почти нет указаний на то, что Уильям привлекал пилигримов, отправлявшихся в Норвич специально с тем, чтобы поклониться его мощам, или что миряне Норвича пылали аналогичным рвением. Поскольку сил одной только церкви не хватало для создания нового полноценного культа, Томас Монмутский подкреплял притязания Уильяма на святость свидетельствами видных местных прихожан. Эти светские лица – часто женщины и дети из рыцарских семей – охотно жертвовали на церковные и монашеские нужды, будучи связаны со знатными семьями и религиозными учреждениями, но оказывали культу Уильяма лишь скромную поддержку.

Наиболее рьяно культ Уильяма поддерживали люди, имена которых тесно соединялись с приоратом, и особенно те, кому приорат давал средства к существованию. Алурик, монастырский портной; Альдита, жена Токе, свечника; Агнес, жена пастуха Реджинальда; Ботильда, жена пекаря Токе; Гиллива, дочь плотника Бурхарда; кузнец Холе; жена дубильщика Гурвана и их сын; паломник Роберт – все они трудились в монастыре или неподалеку и постоянно находились под влиянием братии. Три такие женщины были не раз облагодетельствованы святым. Жена Ричарда де Бедингема исцелилась от боли в животе, а ранее Уильям явился в видении их гостю Роберту[542]. Ботильда, жена кухаря, положилась на помощь Уильяма при родах, а потом во время бури на море. Ида, жена чеканщика Юстаса, обратилась за помощью к святому, чтобы избавиться от ужасной боли при подагре, а ее дочь за один час исцелилась от безумия[543]. Необразованные женщины с больными детьми особенно интересовались альтернативной медициной. Подобно многим средневековым святым, Уильям «специализировался» на чудесах исцеления – лечил лихорадки, облегчал зубную боль, приводил в чувство после обморока, успокаивал истерики.

Имена людей, получивших заступничество Уильяма, в «Житии» Томаса постоянно повторяются, подкрепляя предположение о том, что широкого распространения культ Уильяма не получил. История леди Мэйбл де Бек говорит скорее о повседневных, нежели об исключительных событиях. Это не то духовное богоявление, которое привлекает в церковь богатых покровителей или поощряет создание великих произведений искусства или житийной литературы.

Поэтому продвижение культа Уильяма требовало особых усилий. Возможно, рядом с гробницей Уильяма размещалась tabula или доска с основными сведениями о нем, нечто вроде путеводителя, призванного объявить посетителям важность гробницы и назвать покоящегося в ней святого[544]. Вполне вероятно, что на такой доске сообщалось, наподобие недвусмысленных записей в хрониках: «Уильям из Норвича, который был жестоко убит евреями». Однако важнее всего было написание «Жития». В библиотеке приората или собора имелось много трудов, с которыми мог ознакомиться агиограф, и монахи надеялись, что Томас их тщательно изучит[545]. Однако соборное духовенство также считало необходимым привлечь менее терпеливую аудиторию. Томас Монмутский написал семь книг в хронологическом порядке, с подробным разбиением на главы, перекрестными отсылками и полезным кратким содержанием в прологе[546]. Его заявленной целью было заинтересовать «тех, кому хочется прочесть нечто новое»[547]. Это влечение к религиозным новинкам оставалось типичным для Норвича на протяжении столетий[548].

Как уже отмечалось, повествование Томаса было быстро составлено в конце 1154 года, но завершено, обнародовано и распространено только после того, как в 1172 году подверглось переработке и получило предпосланное ему посвящение. Агиограф написал свой вариант «Жития» и поместил его в ковчежец (scrinium), стоявший рядом с посвященным убитому мальчику алтарем, где это сочинение, по всей видимости, и пережило еще один пожар, а также бунты, уничтожившие библиотеку собора в следующем веке. Но индивидуальное литературное творчество Томаса стало возможным только благодаря коллективному одобрению. Оно вовсе не было порождением бурного воображения одного человека, выражением духовных сомнений, мучивших его длинными ночами в холодной, продуваемой ветрами келье вдалеке от дома.

Историю, написанную Томасом, подхватили, институционализировали, повторяли и пересказывали. Неграмотные узнавали о ней из проповедей и обрядов, запоминавшихся по важным литургическим датам. Текст «Жития и страстей» стал лишь одним из многих проявлений зарождающегося культа, центром которого был литературный текст, судя по всему, мало кем читаемый, и обряды, связанные с перенесением мощей Уильяма с одного места на другое.