Убийство в кибуце

— Это и приводит меня в отчаяние, — признался Михаэль. — Я всю ее жизнь прочесал частым гребешком, прочел все письма, все бумаги. Я даже обыскал дом Мероза с его разрешения. И ничего. Единственное, что на меня произвело впечатление, — это то, что у Оснат в спальне на тумбочке лежала местная газетка, которая называется «Времена и события». Я даже взял подшивку за прошлый год в надежде натолкнуться хоть на что-нибудь, но это труд не для ленивых: газетка выходит еженедельно. — Он развел беспомощно руками и потом положил их на колени. — Я просматриваю их при малейшей возможности. Сарит их изучает. Я думал, что смогу найти в них то, что никто не удосужился спрятать по причине несущественности фактов. Но в итоге мне удалось лишь подтвердить правильность заявления Мероза о том, что она целиком отдавалась общественной работе и идеологии.

— Идеологии? — скептически переспросила Авигайль.

— Да, — сказал Михаэль. — Что ты об этом думаешь?

— Слишком романтично рассуждать об идеологии, когда речь идет об убийстве, — произнесла Авигайль. — Мы ведь знаем, почему люди совершают убийства.

— И почему они их совершают? — Авигайль промолчала. — Значит, мы не должны искать того, чего не знаем? Так, Авигайль? Мы должны бросить все поиски? У тебя есть конкретная мысль о мотиве, которую ты не считаешь романтичной?

— Я не знаю. У меня нет ни малейшей идеи, — ответила Авигайль.

Глава 16

В старом секретариате, где решил устроиться Охайон, на тоненьком паласе были разбросаны экземпляры местного еженедельника. Михаэль сидел в еле живом кресле, одна ножка которого отсутствовала и была заменена подпоркой в виде кирпича. Откинувшись, он в одной руке держал чашку остывшего кофе, а в другой — газету.

Он снова и снова пробегал глазами отпечатанные на мимеографе страницы, пока наконец между рекомендациями, как изменить систему баллов, начисляемых за выполненную работу, и обзором программы кабельного телевидения на следующую неделю, он не увидел статью, которая заставила его забыть о прочих темах. Его заинтересовал отчет о выполнении плана по сбору хлопка — традиционно к этому моменту приурочивают праздник, на котором чествуют сборщиков хлопка, одетых в бело-голубое национального флага и красное флага трудящихся. Трудящиеся в едином порыве собирают урожай хлопчатника и дружно складывают его в корзины. Попытка сделать репортаж этого года смешным («Рука Мики оказалась не в том месте и, в конце концов, помешала режущей кромке выполнить свой долг») вызвала в нем резкое раздражение. Аналогичный неуклюжий юмор при описании срочного ремонта сельхозтехники заставил его загасить окурок, придавив его о стенку треснутого цветочного горшка, которым он пользовался вместо пепельницы.

Покинув жилище Авигайль, он целую ночь читал местную газетку. Он не пропускал даже объявления, благодарности и поздравления. Когда в пять часов утра через поломанные жалюзи стали пробиваться первые лучи света, его виски пульсировали в такт голосу Нахари, звучавшему в его сознании. Чтобы заглушить головную боль, он начал сжимать зубы, но вместо облегчения почувствовал боль еще и в челюстях. Неожиданно он представил, как ему выговаривает Иувал: «Отец, как ты мог…» Последние слова повторялись несчетное количество раз. Тут ему пришло в голову, что он Не знает, как ему себя вести, если кто-нибудь в кибуце решит свести счеты с жизнью. Ему подумалось о Фане, которая вернулась из больницы Ашкелона и стояла у дверей дома, где шел допрос почти все время молчавшего Янкеле; о закатывавшей скандалы Гуте; о нездоровой желтизне на лице Аарона Мероза; о черных кругах под глазами Джоджо. Взгляд Дворки преследовал его всякий раз, когда ему хотелось кого-нибудь заподозрить или обвинить. Он вспомнил о солдате-сыне Оснат, не зная, как тот отнесется к переживаниям членов кибуца.

Воздух был прохладен и чист, но даже медленное дыхание в это раннее утро не могло спасти его от ощущения, близкого к панике.

— И зачем тебе так трясти деревья? — со свойственной ему выразительностью спросил Нахари. И сейчас, когда Михаэль смотрел на этот февральский номер газетки, ему снова слышался этот вопрос.

— Чтобы кролик из норы вылез, — не очень вдумываясь в смысл сказанных им слов, ответил Михаэль.

— А ты уверен, что он вылезет? — спросил Нахари. — Только потому, что ты так хочешь?

Делая вид, что не слышит сарказма, Михаэль стал серьезно объяснять:

— Потому что испугается, что кто-то узнает, или из желания защитить себя.

— В таком случае, — предупредил Нахари, — ты должен серьезно подумать, какие это будет иметь последствия. Я не знаю, думал ли ты о том, чтобы обеспечить охрану людей, близких к Оснат. Ведь когда кролик выскочит, то он может вести себя не как кролик, а как разъяренный тигр.

Михаэль решил промолчать.

— Тебе лучше глаз не спускать ни с Дворки, ни с Моше, ни со всех остальных.

Эта перепалка произошла на совещании, где обсуждались сроки расследования. В отличие от ворчания Арье Леви, начальника иерусалимского подокруга, слова Нахари всегда имели больше смысла.