Убийство в Невском переулке

Поезд из Варшавы останавливался в Пскове в половину одиннадцатого пополудни. Жуков, по чести говоря, устал от тряски по заваленным снегом, выпавшим накануне, дорогам. Все переживал — как бы не опоздать. Наверное, Господь не оставил молитвы Жукова без внимания, а помогал преодолевать, казалось бы, непреодолимое. За четверть часа Михаил успел поговорить с начальником поезда, который ни за какие коврижки не хотел сажать преступника не то что в вагон, но и на поезд, указывая, что следом идет почтовый, там есть приспособленная для таких целей клеть. Но Михаил был так настойчив и красноязычен, что начальник не устоял и выделил одного из своих сотрудников в помощь губернскому секретарю.

Василий Петров вел себя спокойно, словно невинная овечка, ведомая на закланье. Был тих и бессловесен, как говорят доктора: «ушел в себя, строя психологические этюды». Только изредка звенел цепями, замыкающими в оковы руки, и тихо постанывал, непонятно, то ли от досады на самого себя за промашку, то ли сожалел, что поддался чувству жадности и лишил жизни Гришку, с которым знаком с детских лет.

Паровоз, выбрасывая из трубы змею черного дыма, стелившегося по крышам вагонов и растворяющегося за ними, неустанно несся вперед, навстречу столице.

В половину пятого по полуночи раздался протяжный скрип металла по металлу, поезд начал сбавлять ход и, наконец в последний раз обдав паром дебаркадер вокзала, окончательно остановился.

Гревшийся на площади перед вокзалом извозчик взялся доставить Жукова и арестанта в сыскное отделение за полтора рубля. Михаил не стал торговаться, а плюхнулся вслед за Петровым на застеленную овчинной шкурой скамью саней. Через четверть часа с пылающими от мороза лицами они вошли в натопленную комнату, где за столом сидел дежурный чиновник и что-то записывал в толстую тетрадь.

— Здравия желаю! — Жуков приветствовал чиновника, но тот так был увлечен писанием, что не сразу обратил внимание на вошедших.

— Миша, — он вскочил со стула, который с противным скрипом отодвинул в сторону, — с приездом, — заметил на руках у второго вошедшего цепные оковы: — Вы не один?

— Так точно, — Жуков устало провел рукой по лицу, — мне бы отрядить моего спутника Василия Петрова в арестантскую, не то мы с ним немного озябли.

— Сделаем.

При сыскном отделении находилось несколько арестантских комнат, которые в основном использовались для временного задержания перед отправкой в тюремный замок.

Комнаты были небольшими, два на три аршина, с серыми стенами и сводчатым потолком, из обстановки одна единственная деревянная койка с матрацем, набитым соломой, и с зарешеченным маленьким оконцем почти под потолком.

Уже в арестантской Петров потер освобожденные от железных оков руки, окинул хмурым взглядом доставшееся ему на время жилище и присел, словно чего-то опасался, на краешек койки, уставившись невидящими глазами в шершавую унылого цвета стену. В последние дни дома перед ним начал появляться убиенный Григорий со впалыми щеками и пронзительным немигающим взглядом, хотя, когда нож вошел в тело односельчанина, Василий удивился, почему убийство далось ему так легко. Позже он не мог припомнить, сколько нанес ударов ножом приятелю, а потом, чтобы освободить себя от навязчивой мысли о злодеянии, начал пить не только вечером, но и с утра, чтобы не видеть призрака и отрешиться от крепко держащегося в памяти события о жизни в столице…

Михаил вернулся в дежурную комнату и шумно присел на стул.

— Устал я что-то за эти дни, — посетовал он, расстегивая верхнюю пуговицу воротника рубашки.

— Как приняли в дальних краях?

— С почтением, — довольное лицо молодого чиновника выдавало искренние чувства благодарности тем уездным и губернским чиновникам, что помогли младшему помощнику начальника столичной сыскной полиции. — Если бы не псковские и гдовские полицейские, то, думаю, я только сейчас смог бы добраться до нужной мне деревни. Снегом замело все, дорог почти нет.

— Но ведь со щитом?

— Совершенно верно. Не думал, что он сознается. Мне казалось, что в стену упрусь и придется изощряться в достижении истины.

— Так сразу и кинулся на колени, прося о пощаде? — чиновник не упустил возможности вставить шпильку любимчику Путилина.

— Нет, — Миша пропустил мимо ушей сказанное, навалившаяся усталость не позволяла вникать во все тонкости разговора. — Думаю, слишком много он думал об убитом, и содеянное не давало уснуть совести.

— Странные эти злодеи, странные. Убить человека, а потом носить клеймо на душе, пытаясь его смыть.

— Позволите где-нибудь голову прислонить? Домой ехать далеко, да и вставать рано, а здесь…

— Да ради бога, — дежурный чиновник протянул ключи от маленькой, словно кладовка, комнаты. Почти всю ее занимала кожаная кушетка. Иногда ею пользовались агенты, которым не хотелось ехать домой.