Судья Рогчеев вовсе не удивился, когда ему принесли три тома. Он привык, когда на него валили самые сложные дела, и еще когда шло предварительное следствие, подумывал: «Небось монахи попадут ко мне».
Так оно и получилось. Он молча раскрывал тома, читал, переворачивал по страничке, что-то выписывал, перемещаясь по пространствам нового для него дела. Со своей профессиональной хваткой он привык сразу брать быка за рога: откроет последний том, прочитает обвинительное заключение, выпишет оттуда нужные странички и знакомится с ними, и хоть сразу пиши приговор, а тут дело обстояло иначе. Обвинительное заключение заменило ходатайство о применении мер медицинского характера, и он изменил своему правилу: начал дотошно изучать с первого листа, погружаясь в незнакомую для него историю.
Всматриваясь в фотографию убитого инока, который лежал на полу звонницы, поймал себя на мысли: тот словно замер на «ах». Глаза смотрели далеко-далеко, непутево сложенные на животе руки подчеркивали неожиданность происшедшего.
Это «ах» как бы обращалось к людям: ах, как вы живете; быть может — к его родителям: ах, как вам не повезло; — к монахам: ах, вот так вышло; да и теперь — к нему, судье: ах, вот вам попало мое дело, — и теперь нужно разбираться. Если подходить формально, то решение поднесли на блюдечке: освобождайте от уголовной ответственности убийцу, он невменяемый, — и в психушку лечить. И не нужны ни заседания, ни лишняя трата времени, а в Рогчееве что-то противилось, и он потихоньку листал, читал. Запоминал для себя новые имена и фамилии: инок Трофим — Татарников, инок Ферапонт — Пушкарев, иеромонах Василий — Росляков.
Через несколько дней Рогчеев на листке мелким почерком написал постановление о назначении судебного заседания и попросил своего секретаря напечатать.
— Все готово. — Моложавая секретарша положила напечатанный лист.
— Так-так, — пробегал взглядом Рогчеев, проверяя: — «Постановление… 17 ноября 1993 года… член Калужского областного суда… Назначить судебное заседание в отношении Аверина… на 30 ноября 1993 года, на 10 часов 30 минут… Дело рассмотреть в открытом судебном заседании с участием государственного обвинителя и адвоката… Вызвать… потерпевших… свидетелей…»
Подписал.
— Вызывайте по списку…
— Всех сразу?..
— Да нет, первую половину на 30 ноября, а вторую на следующий день…
Секретарь:
— А повестки успеют получить? Да и потерпевшие — один в Братске, другой в Кемеровской области…
— Успеют… Две недели в запасе…
И когда секретарь выходила, ей вслед:
— Про адвоката не забудьте…
— Как же про такого забыть! — чуть не засмеялась секретарь.
В этот день по стране разлетелись повестки о вызове потерпевших и свидетелей, ушло и в коллегию адвокатов приглашение для адвоката Лакусова.
Кому-то письма приходили вовремя, кому-то с опозданием, как отцу инока Ферапонта, Пушкареву, который сильно переживал по этому поводу и писал в суд: не могу приехать, вышлите приговор.
В коллегии случилась маленькая заминка: Лакусов улетел со стажеркой на Канары, но недоразумение быстро устранили и вместо Лакусова послали в суд адвоката Восиленко.
2. Первый день суда 30 ноября 1993 года
30 ноября 1993 года в Калужском областном суде должно было начаться слушание дела Аверина. Сюда, на улицу Баумана, вместе с монастырским врачом приехал игумен Мелхиседек. Он чувствовал себя возбужденным: должен выполнить наказ братии, не зря они всю неделю молились, и выложить все судье, добиться таких действий суда, чтобы никогда и в помине ни один сатанист не поднял руки ни на одного оптинского монаха.
Игумен с врачом зашли в холл суда и ждали начала заседания, удивляясь, что кроме них приехали только две женщины. Одна сразу подошла к Мелхиседеку и, сложив ручки ладошкой, попросила благословения, другая чуралась и держалась в стороне.
Вот в холл вышла секретарь:
— Кто явился по делу Аверина?
Переписав всех, пригласила:
— Заходите в зал…
Только зашли в зал и сели на скамьи, как секретарь произнесла:
— Прошу всех встать.
Все поднялись.
«Ваньки-встаньки…»
В глубину зала за длинный стол на возвышении прошел высокий, чуть сутулящийся, стриженный под канадку брюнет, он нес под мышкой три тома, и двое заседателей.
— Прошу всех сесть, — произнес брюнет. — Слушается дело Аверина Николая…
Мелхиседек с недоумением смотрел на клетку, в которой никого не оказалось: «А где убийца? Еще не привезли? Сбег?»
Брюнет продолжал:
— Судом в составе председательствующего судьи… и народных заседателей Преображанского, — посмотрел на кучерявого соседа, потом на полную соседку, — и Закуро… В деле участвует прокурор Полищук…
Рядом с секретарем повела головой дама в синей форме.
— И защитник Восиленко…
«Еще какой-то Василек», — подумал Мелхиседек.
Судья:
— Прошу секретаря доложить явку.
Секретарь:
— Явились свидетели Артюхин, Старчак, Фомина и Матей… Не явились потерпевшие Татарников, Пушкарев, Рослякова…
«Брат Трофима, отец Ферапонта и мать Василия…» — заметил Мелхиседек.