Мортынов снова устроился в надвратной. Его вовсе не задевала второстепенная роль в расследовании, хотя он и возглавлял следственную группу. Пальму первенства он с легкостью отдавал Грищенко, пусть она возится с основным подозреваемым.
Вот опер завел в комнату сухопарого парня и шепнул следователю на ухо:
— Подельник… Его трудовую в бушлате БОМЖа нашли…
Мортынов снова допрашивал:
— Фамилия…
— Суслов Андрей Дмитриевич… Родился в 1964 году в Ленинграде… Временно не работаю…
«По-старому: тунеядец».
Трудно сказать, сколько тунеядцев отправил в места не столь отдаленные Мортынов в пору советской власти, когда до прокуратуры брушил дознавателем в милиции. Теперь в слове «тунеядец» звучало даже что-то почетное, и «тунеядцев» никто не трогал.
Суслов проговорил:
— Я послушник Оптинского монастыря…
«Почетный тунеядец».
Мортынов записывал:
«…в монастыре я с 1991 года. Работаю в издательском отделе. Выпускаем книги. Живу в келье, где обитали по шесть-восемь послушников. Число послушников часто меняется».
— И что ж вы выпустили?
— Вот, выходят из печати Жития Амвросия Оптинского[9].
— А кто это — Амвросий?
— А вы разве не знаете? Старец наш…
Следователь покраснел и резко перешел к главному:
— Александр Карташов появлялся в монастыре?
Выслушал ответ и записал:
«Примерно месяц со мной в келье проживал Карташов. Отношений с ним не поддерживал. Что-то сказать о нем не могу, так как он мне о себе не рассказывал. Другие послушники говорили, что он около одиннадцати лет лежал в психушке. Его все жалели».
Сведения о психиатрической больнице настораживали. С психами приходилось быть предельно осторожными.
Записывал:
«Примерно три месяца назад Карташова из монастыря выгнали. Из-за чего выгнали, не знаю, так как в это время находился в экспедиции».
— А что Карташов делал в монастыре?
— Его поставили работать в кочегарке, но он работал там, где хотел… — отвечал сотрудник издательского отдела.
— А чем-то он выделялся?
— Иногда курил. А это в монастыре запрещено.
— А где вы хранили документы?
— Почему это вы спрашиваете?
— Спрашиваю, значит, надо. — Мортынов хлопнул по столу ладонью.
На звук в дверь заглянула голова опера, но следователь махнул рукой, и голова скрылась.
Суслов:
— Мои документы находились среди моих вещей в келье. Это паспорт, трудовая книжка.
— Но вашу трудовую нашли в бушлате у Карташова…
— А я при чем?
— Почему она там оказалась?
— Почему моя трудовая оказалась у Карташова?
— Да-да.
— Я не знаю.
«Мог сам подбросить или что-то недоговаривает…» — подумал важняк и спросил:
— Когда видели ее последний раз?
Сотрудник издательского отдела задумался:
— Последний раз ее видел… давно, когда приехал в монастырь.
— А почему?
— А зачем теперь она мне…
— Ну да, вы же отвержены от мира…
— Жизнь, как у монахов-затворников…
— А когда снова в монастыре появился Карташов?
— Около недели назад, не больше…
Мортынов записывал показания:
«В чем он был одет, я не помню, так как не обращал на это внимания. Но одежда у него была не особо хорошая. До 18 апреля 1993 года Карташов несколько раз заходил в мою келью, сидел на стуле, молчал и затем уходил. В последний раз я видел его вечером 17 апреля 1993 года, когда он пришел и попросил Евангелие. Так как Евангелия у меня не было, я обещал ему достать».
— Расскажите про восемнадцатое апреля.
— Я пошел в храм. Во время службы, во время крестного хода, в перерывах службы я, иноки Трофим, Ферапонт и диакон Лаврентий на звоннице звонили в колокола. Когда были перерывы в звонах, я ходил в храм и пел там. После окончания службы мы еще минуты три звонили, а затем я пошел в храм тушить лампады. Трофим и дьякон пошли в трапезную.
— А Ферапонт?
— Инок Ферапонт последний звон с нами не звонил. Куда-то ушел. Служба закончилась около пяти часов утра. Примерно полчаса я находился в храме. Затем пошел в трапезную, там поел и пошел к отцу Мелхиседеку в лазарет. Там собирался издательский отдел. Отец Мелхиседек был у наместника, а мы пили чай.
Сотрудник издательского отдела уточнял:
— Когда я шел в лазарет, где потом пили чай, около звонницы встретил инока Трофима. Трофим предложил вместе с ним позвонить в колокола. Я отказался.
— Почему? — спросил Мортынов.
— Как, я же сказал: шел в лазарет…
«Повезло парню». — Следователь оглядел послушника с ног до головы: а так был бы четвертым.
— Сколько времени тогда было?
— Времени было примерно пять пятьдесят…
Мортынов слушал и записывал: