Убийство в Оптиной пустыни

Вернее, приземленное, прихваченное к «земле» цепями земное понимание не позволяло оторваться…

Еще тяжелее было ему уразуметь, что писал иеромонах дальше:

«…казалось бы, сатана торжествовал: он достиг своего, умертвив монахов. Но Промыслом Божиим ему было попущено ровно столько, чтобы три души очищенные и светлые предстали перед Божиим Престолом».

— А само убийство как? Возмездие, чем я занимаюсь…

Иеромонах писал о «семи столпах», семи подвигах, на которых будет утверждаться Оптинский монастырь.

Выходило: иноки Трофим и Ферапонт совершили подвиг?..

Отец Василий?..

У Мортынова понятие подвига касалось действий, когда идешь на смерть лицом к лицу… А тут?

Дальше читал, как шла служба, как потом разговлялись, как оборвался звон. Все сказанное Мортынову было известно.

Читал:

«…Вначале никто не понял истинного смысла происшедшего… Многие подумали, что монахи пострадали от оголенного электрокабеля…»

— Что-то новое… — невольно произнес Мортынов.

Читал, как сбежалась братия, как пытались спасти монахов, как уже мертвого перенесли в храм, как нашли шинель, меч, нож с надписями шестерок.

Иеромонах Тихон:

«У монахов с самого начала не оставалось сомнений, что совершено ритуальное убийство и что убийца — сатанист».

— Они словно хотели этого…

«По подозрению… задержан монастырский кочегар».

Подтверждением ритуальному убийству оказались покрытые головными уборами лица монахов…

Мортынов мало что в этом понимал.

Иеромонах писал, как стояли иноки в момент нападения, какое время выбрано, все это он подводил к ритуальности.

А для Мортынова было очевидно, что убийца выжидал удобный момент.

Иеромонах писал, как задержали Аверина, когда он спал, что рядом с обрезом изрубленная Библия… Внешнюю сторону события иеромонах Тихон знал досконально…

«Видимо, калужская милиция все выложила», — даже не посетовал Мортынов.

Он не противился тому, чтобы писали о трагедии в Оптиной. Но зачем спешить с оглаской? Ведь следствие не подошло к завершению, и любое сообщение уже воспринималось как достоверный и проверенный факт и влияло на ход расследования, навязывая озвученную версию и отметая любую другую. А у Аверина мог, мог оказаться подельник, в чем мало сомневался Мортынов.

И что тогда скажут осведомители, если он появится? Снова: ошибка вышла, как с кочегаром…

Дальше Мортынов насторожился. Иеромонах писал:

«После Афганистана он без сомнения убедился, что существует духовный мир, существует Бог и существует страшный противник Бога — сатана. Вернувшись в Россию, Николай стал читать книги Священного Писания и, по всей видимости, другую церковную литературу. Но нужно было еще и исполнять то, о чем было прочитано…»

Исполнять…

Дальше:

«…а для этого оставить прошлую жизнь, бороться со страстями и злом в себе».

А он не стал…

Не осилил…

Ждал, что поднесут на блюдечке…

И дальше звучало, как приговор:

«Одним из губительных качеств, привитых народу в течение многих лет кропотливой и смертоносной работы, без сомнения, является духовная слепота. Как величайшее сокровище передавали наши предки из поколения в поколение веру и знания о Боге, о законах духовного мира, который, хотим мы этого или не хотим, верим в него или не верим, самым решительным образом влияет на жизнь человека и судьбы целых народов».

Мортынов от правоты сказанных слов оцепенел…

Сложилось ощущение, что его просто обобрали, обокрали…

Сделав его светлым, просветленным, у кого все легко: вот построим новый мир, и все решится… А оказалось-то, вся скрытая глубина жития и оторвалась… Невольно вспомнились виденные им разрушенные, превращенные в мастерские и скотные дворы, церкви, та же в Волконском, где взрос Аверин; монастыри, ставшие больничками, домами отдыха, воинскими частями, даже тюрьмами.

Разрушенная церковь в Ульяново. Козельский район

Порушенная Россия предстала в ином облике…

И таким же ущербным, обделенным, оторванным от корней жизни, оказывался и этот смолящий одну папиросу за другой, самоуверенный, обозленный, непоколебимый в своей правоте, бывший афганец с «колючими» глазами…

«Что он видел каждый день, направляясь в школу? Идя в ДК на работу? Обезглавленную церковь… Где изливали душу его предки… — вспомнил Мортынов храм в Волконском. — Так что, мне бросить дело?.. — вдруг всколыхнулось в душе следователя. — Пусть его судит Божий суд… Но где он, Божий суд?.. А если он бросит дело, Аверин улизнет, снова заявится в Оптину… Натворит еще бед… И если и бросит, дело отдадут другому… Коллеге, которого не терзают подобные мысли… И он “честно”, дотошно исполнит следовательскую работу… Так что? Стоит ли бросать…»

Когда Мортынов пришел в себя, стал читать дальше, но вместо того, чтобы освободиться от этих мыслей, увязал в них еще глубже.

Читал: