— Хочу получить ясное представление.
— Да что еще яснее-то? Полистайте старые газеты и все увидите. Там практически все детали.
Мейсон указал большим пальцем на колонку, где заправляли его автомобиль:
— Я заодно за бензином заехал. Вы что, торопитесь?
— Нет. — Баллард встал и, не спуская с Мейсона глаз, свернул бумажную ленту с цифрами.
Перри Мейсон наконец смог его рассмотреть. Несмотря на короткие ноги, хозяин заправочной был довольно крупен, широк в плечах и имел большую, крепко посаженную голову. «Лет пятьдесят пять», — подумал Мейсон. Волосы его уже тронула седина, а из-под мохнатых бровей пристально смотрели серые глаза. И было еще в облике Балларда что-то колкое, язвительное — присущее людям, которые всю жизнь имеют дело с цифрами и для которых результат всегда либо положительный, либо отрицательный — приблизительных значений они не любят, а всегда знают точный ответ.
Мейсон опустил глаза на стол и отметил про себя, что каждая запятая в сделанных Баллардом от руки пометках выведена с каллиграфической четкостью.
— Я как раз хотел закрываться, — пояснил Баллард. — Стараюсь снять выручку и запереть кассу до десяти. Оставляю ребятам только мелочь, чтобы сдавать сдачу. Не хочу подкармливать ночных налетчиков. Местные уже знают, когда я закрываю кассу, и особенно не досаждают.
— Разумно. А как все-таки насчет «Меркантайл се-кьюрити»?
— Но мне тогда нужно знать, зачем вам эта информация?
— Хочу найти подлинно виновных.
— Вы не верите, что это сделал Дюваль?
— Официально это был Дюваль — суд установил, я знаю.
— Но вы не верите?
— Верить или не верить — у меня нет пока никаких оснований. Я пытаюсь рассмотреть все варианты.
— Понятно.
— Не хотите о деньгах — давайте хотя бы поговорим о Дювале. Что он был за человек?
— Это вопрос.
— А где ответ?
— Ответ отсутствует.
— Почему?
— Его невозможно классифицировать. Ни один ярлык не подойдет.
— А может, попытаться?
— Попробую. Тихий, веселый, всегда бодрый, полно друзей и души не чает в дочери. Жена умерла, когда девочке было десять, и с тех пор Колтон Дюваль ей за отца и мать. Сделал из этого цель своей жизни. Один заменил обоих родителей. Спросите меня, возможно ли это, я отвечу: «Нет».
— А что, получилось не совсем удачно?
— Смотря, опять же, что назвать удачным воспитанием. У Дюваля всегда имелись свои идеи. Он был убежден, что если люди не ведут себя естественно, то им никогда не может быть по-настоящему легко друг с другом. Считал современную вежливость и этикет ненужными ухищрениями, утонченной разновидностью лицемерия.
— Он повторял, что люди должны вести себя как можно раскованнее и проще, и тогда их личностная суть выразится в поведении, и противопоставлял это приспосабливанию к ритуалам и предписаниям, изложенным в книгах.
— Немного ненормальный?
— Нет, этого нельзя сказать. Он умел приводить доводы, и ты начинал ему верить. Сидишь, говоришь с ним и вдруг осознаешь, что поддакиваешь и киваешь головой, вместо того чтобы прямо заявить, что так дочерей не воспитывают.
— Дочь его любила?
— Обожала. Готова была целовать за ним землю.
— И все-таки о деньгах. Взял их Дюваль или нет?
— Лично я не понимаю, как он мог их взять. Когда начинаешь об этом думать, то непонятно, как вообще их можно было украсть.
— А почему, как по-вашему?
Да тут все причины сразу. Столько проверок, всякие предосторожности… невозможно, и все тут.
— Тем не менее это произошло?
— Да. Они говорят, что да.
— И Дюваль не мог этого сделать?
— Никто не мог, уж если на то пошло. Это все равно что смотреть выступление волшебника на сцене. Творит такое, что никогда бы не поверил, но это происходит у тебя на глазах.
— Может быть, если вы расскажете мне, как и что произошло, я смогу предложить решение? — осмелился заметить Мейсон.
Баллард помедлил с полминуты, затем стал вспоминать:
— Было примерно два часа дня. Тогда в Санта-Ане, в авиационном центре, работало очень много персонала. Длиннющая платежная ведомость, и мы отсылали туда огромные суммы наличных денег, то есть я занимался их отправкой. А помимо этого наш филиал там делал хороший бизнес. Деньги возили туда-сюда два, а то и три раза в месяц.
Все было рассчитано на самый крайний случай. Специальные фургоны имели полностью изолированные отделения для наличных денег, а ключи были только у контролеров и проверяющих. Водитель фургона ключа не имел. Так сделали для того, чтобы если фургон остановят на дороге, то никто все равно не сможет до этих денег добраться. А еще в фургоне устанавливалась коротковолновая станция, о которой посторонние не знали. Сигналы этой станции полиция могла принимать в любой момент, и если в дороге фургон кем-то задержан, то водителю достаточно лишь нажать на кнопку, как тут же к радиопередатчику подключается магнитофон и заранее записанные сигналы, дающие номер фургона и предупреждение об опасности, поступают в эфир. Затем полиция, зная номер попавшего в такую ситуацию автомобиля, звонит туда, откуда он вышел, и диспетчер им сообщает номер фургона, когда вышел и где его следует искать.