Убийство в субботу утром

— Вы правы. Может, это прозвучит смешно, но психоаналитики знают о своих пациентах все, кроме одного: как они ведут себя, когда становятся просто людьми среди себе подобных, выйдя за дверь вот этой комнаты после сеанса психоанализа. Нам известно только то, что мы услышали вот тут, с этой кушетки. — Он снова углубился в собственные мысли, прежде чем продолжить: — Мне, в общем, не требуется самому видеть этого студента и выслушивать от него подробности. Но чтобы закрыть вопрос раз и навсегда, я это сделаю. Хотя, повторяю, особой нужды в этом нет — так или иначе, я всегда об этом знал.

Вдруг он замолчал, лицо его вновь стало подобием каменной маски, он сел прямо, уставившись перед собой; тишину в комнате нарушало лишь назойливое тиканье стоявших на столе маленьких часов. Циферблат был обращен к психоаналитику.

Без одной минуты двенадцать Хильдесхаймер в последний раз в это утро подошел к двери, отвечая на призыв звонка, чтобы перенести сеанс молодого кандидата на следующую неделю. Затем он отменил еще два дневных сеанса и попросил, чтобы Михаэль отвез его «к студенту, который говорил тут в магнитофоне».

По дороге в полицейском «рено» они не обменялись ни словом. Старик глядел в лобовое стекло, а Михаэль выкурил две сигареты, пока они наконец не свернули на парковку рядом с отделением неотложной помощи, игнорируя возмущенные окрики охранника. Михаэль махнул у него перед носом полицейским жетоном. Затем оба поспешили к лифту и поднялись прямо на седьмой этаж.

В коридоре напротив лифта, на оранжевом пластмассовом стуле они обнаружили Эли Бахара, а в комнате, куда вошли без стука, — что-то записывающего Шломо Голда. Яаков дремал на койке, прикрыв глаза, но тут же проснулся, услышав, как открылась дверь. При виде Хильдесхаймера Голд в одно мгновение оказался на ногах — Михаэль еле сдержал улыбку. Поджав губы, старик попросил Голда оставить его наедине со студентом, Михаэль тоже вышел.

Михаэль, Голд и Эли просидели за дверью около часа, не нарушая молчания. Михаэль выкурил еще две сигареты, поблагодарил Эли за принесенный кофе. Голд от кофе отказался, мотнув головой.

Когда наконец из комнаты показался Хильдесхаймер и они увидели его посеревшее лицо, Михаэль забеспокоился о его здоровье и предложил чего-нибудь выпить в кафетерии. Хильдесхаймер нетерпеливо отказался и, кивнув Голду, заспешил к лифту. Главному инспектору пришлось тоже поспешать, чтобы не отстать от него.

Не успев сесть в автомобиль — Михаэль еще даже не завел мотор, — Хильдесхаймер спросил:

— Ну и что же теперь делать?

— Теперь, — хрипло ответил главный инспектор, — нам придется это доказать, что сложнее всего. У нас есть мотив, орудие убийства, возможность; в ее алиби есть трещина, но нам нужно это доказать.

— Каким образом? — спросил старик, постукивая пальцами по колену.

— У меня есть одна идея, но я бы предпочел не разговаривать в машине. Все сложно, и многое потребуется от вас.

Казалось, Хильдесхаймер его не услышал, — во всяком случае, реакции на слова Михаэля не последовало.

В половине второго они вновь сидели в приемной на улице Альфази, как будто и не покидали ее.

Михаэль закурил и вежливо отказался от столь же вежливого приглашения на ленч, которому, однако, недоставало сердечности и которое последовало за тем, как в двери показалась кудрявая седая голова профессорской жены, что-то сердито спросившей по-немецки.

Хильдесхаймер внимательно выслушал Михаэля, объяснившего, что от него требовалось. Главный инспектор несколько раз повторил, что обычные методы тут не годятся, и дважды — извиняющимся тоном — подчеркнул, что ситуация, в которой окажется уважаемый профессор, возможно, потребует от него нарушить принципы, доселе столь священные. Однако старик резко прервал его: это можно рассматривать и с другой — как раз обратной — стороны, как защиту тех самых принципов, на которые намекал уважаемый главный инспектор.

Вот так и случилось, что в два часа пополудни профессор Эрнст Хильдесхаймер набрал домашний номер телефона Дины Сильвер и пригласил к себе на консультацию к четырем часам того же дня.

Ровно в три Хильдесхаймер впустил в дом сотрудников передвижной лаборатории. Они обследовали дом и проверяли комнаты, пока Михаэль молча сидел в кресле, а старик стоял и глядел в окно. Наконец в дверь постучали. Вошел Шаул и доложил:

— Готово. Все установлено. Мы займем позицию в спальне. Там есть ниша, где стена потоньше. Мы порядком намусорили, но все уберем. Потом.

Он посмотрел на старика с интересом, но, по мнению Михаэля, недостаточно почтительно, хотя Охайон специально и неоднократно предупредил всех, чтобы они вели себя со старым психоаналитиком со всей возможной — и невозможной — уважительностью.