Читаем Убийство в «Восточном экспрессе» (Murder on the Orient Express) полностью

That led me to my scheme of 'guessing' - that is, casting each person for a certain part in the Armstrong drama much as a producer casts a play.И это натолкнуло меня на мою систему "догадок": то есть подобно тому, как режиссер распределяет роли, я стал подбирать каждому из пассажиров подходящую для него роль в трагедии семейства Армстронг.
Well, that gave me an extremely interesting and satisfactory result.Такой метод оказался плодотворным.
"I had also examined in my own mind each separate person's evidence, with some curious results.Перебрав в уме еще раз показания пассажиров, я пришел к весьма любопытным результатам.
Take first the evidence of Mr. MacQueen.Для начала возьмем показания мистера Маккуина.
My first interview with him was entirely satisfactory.Первая беседа с ним не вызвала у меня никаких подозрений.
But in my second he made rather a curious remark.Но во время второй он обронил небезынтересную фразу.
I had described to him the finding of a note mentioning the Armstrong case.Я сообщил ему, что мы нашли записку, в которой упоминается о деле Армстронгов.
He said,Он сказал:
'But surely-' and then paused and went on,"А разве..." - осекся и, помолчав, добавил:
'I mean - that was rather careless of the old man.'"Ну это самое... неужели старик поступил так опрометчиво?..."
"Now I could feel that that was not what he had started out to say.Но я почувствовал, что он перестроился на ходу.
Supposing what he had meant to say wasПредположим, он хотел сказать:
'But surely that was burnt!'In which case, MacQueen knew of the note and of its destruction - in other words, he was either the murderer or an accomplice of the murderer."А разве ее не сожгли?" Следовательно, Маккуин знал и о записке, и о том, что ее сожгли, или, говоря другими словами, он был убийцей или пособником убийцы.
Very good.С этим все.
"Then the valet.Перейдем к лакею.
He said his master was in the habit of taking a sleeping draught when travelling by train.Он сказал, что его хозяин в поезде обычно принимал на ночь снотворное.
That might be true, but would Ratchett have taken one last night?Возможно, что и так. Но разве стал бы Рэтчетт принимать снотворное вчера?
The automatic under his pillow gave the lie to that statement. Ratchett intended to be on the alert last night.Под подушкой у него мы нашли пистолет, а значит, Рэтчетт был встревожен и собирался бодрствовать. Следовательно, и это ложь.
Whatever narcotic was administered to him must have been given without his knowledge.Так что если он и принял наркотик, то лишь сам того не ведая.
By whom?Но кто мог подсыпать ему снотворное?
Obviously by MacQueen or the valet.Только Маккуин или лакей.
"Now we come to the evidence of Mr. Hardman.Теперь перейдем к показаниям мистера Хардмана.
Перейти на страницу:

Все книги серии Эркюль Пуаро

Чертежи подводной лодки
Чертежи подводной лодки

Пуаро срочно вызвали нарочным курьером в дом лорда Эллоуэя, главы Министерства обороны и потенциального премьер-министра. Он направляется туда вместе с Гастингсом. Его представляют адмиралу сэру Гарри Уэрдэйлу, начальнику штаба ВМС, который гостит у Эллоуэя вместе с женой и сыном, Леонардом. Причиной вызова стала пропажа секретных чертежей новой подводной лодки. Кража произошла тремя часами ранее. Факты таковы: дамы, а именно миссис Конрой и леди Уэрдэйл, отправились спать в десять вечера. Так же поступил и Леонард. Лорд Эллоуэй попросил своего секретаря, мистера Фицроя, положить различные бумаги, над которыми они с адмиралом собирались поработать, на стол, пока они прогуляются по террасе. С террасы лорд Эллоуэй заметил тень, метнувшуюся от балкона к кабинету. Войдя в кабинет, они обнаружили, что бумаги, переложенные Фицроем из сейфа на стол в кабинете, исчезли. Фицрой отвлёкся на визг одной из горничных в коридоре, которая утверждала, будто видела привидение. В этот момент, по всей видимости, чертежи и были украдены.

Агата Кристи

Классический детектив

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки