Убийца яутжа (СИ)

Полуобнажённая самка, явно не стесняясь своего вида, развалилась на большом ложе, устланном мягкими шкурами, и единственное, что на ней было в изобилии — дорогие украшения, привезённые с различных концов разных галактик. Аттури приподнял верхние жвалы в полуулыбке. Его коричневая кожа, покрытая мелкими пятнами, блестела от масел, которыми самка ее умащивала.

— Что ж, — спокойно сказал аттури и простер руку в сторону телохранителя. Тот уже встал в привычную позу, заложил за спину руки и смотрел как бы сквозь яутжа холодным, безразличным взором.

Глаза был действительно словно неживые. Абсолютно безразличные.

— И что он делает? — вопросила самка, невольно сжимая плечи, хотя голос ее оставался игривым — скорее по инерции.

— Все, что я прикажу, — откликнулся аттури.

Самка приподняла изящные надбровные дуги, удивленно заурчав, и аттури, чтобы продемонстрировать ей возможности покорного слуги, повелел:

— Выйди отсюда.

Киан’дэ не показал своего недовольства и вышел из шатра. Но не прошло и десяти секунд, как аттури скомандовал:

— А теперь зайди снова.

Убийца, играющий роль телохранителя, снова покорно вошёл и уставился в стену. Все лучше, чем на голую самку, например.

Та скривила привлекательное лицо, явно не впечатленная.

— Он может терпеть любой дискомфорт, — словно хвалясь новой породистой собакой или дорогим скоростным спидером, продолжил аттури. — Любую боль. Смотри.

Он сел повыше, прикрыв шкурой бёдра, и снова приказал:

— Подойди.

Киан’дэ покорно выполнил и это. Когда рука аттури махнула и указала на место перед собой, хищник присел на одно колено, и тогда аттури коснулся его валар.

Прикосновение к валарам всегда было делом очень интимным. Валары не походили на человеческие волосы, скорее на ещё одну, очень чувствительную, часть тела яутжа. Валары могли гладить и ласкать любовники, и тогда хищник получал несоизмеримое удовольствие. Валары могли срезать, что порой приводило — если делать это неаккуратно — даже к серьёзной травме или кровотечению.

Но когда кто-то без спросу касался валар, он всегда мог лишиться при этом руки. И ни один яут не возмутится. Это было слишком личное прикосновение.

Киан’дэ вздрогнул, когда когтистые пальцы аттури небрежно провели по коротким валарам, демонстрируя их самке, и вдруг он выбрал одну прядь и сказал:

— Смотри. — А затем обратился к Киан’дэ. — Дай мне нож.

При этих словах, у Киан’дэ внутри все сжалось, но вида он не подал и немедленно снял с пояса изогнутый длинный клинок, вкладывая его в руку хозяина.

Аттури не дал ему собраться с силами и медленно надрезал валар на середине.

Боль была такой, что голову немедленно прострелило. Боль растеклась по затылку, шее и позвоночнику, и часть лица у Киан’дэ тут же онемела.

Во время ритуала его тело тщательно подготовили, а валары обрезали достаточно быстро и умело — так, чтобы он не погиб от кровотечение и болевого шока. Но сейчас, когда нож продолжал медленно срезать тугой валар, Киан’дэ силился сдержаться. Хорошо, что на нем была маска.

Он лишь сжал руки в кулаки, стараясь не шевелиться. Дыхание участилось, сердцебиение взлетело, и он с облегчением понял, что наконец аттури отрезал валар до конца, подкинув его в воздухе.

По плечу Киан’дэ быстро закапала зеленая кровь. Он по-прежнему стоял на колене, хотя всю голову объяло пламенем. В этот момент он захотел убить аттури.

— Забери.

Аттури сунул нож ему назад, и Киан’дэ тотчас взял его, заметив, что он испачкан в собственной крови. Поборов в себе искушение одним ударом прикончить мерзавца, он молча убрал клинок в ножны, не осмеливаясь смотреть ни на хищника, ни на его самку. Он был уверен, что по взгляду они поймут, что он вне себя от ярости.

— Никогда такого не видела, — промолвила впечатленная самка.

Киан’дэ ускорился. Пошёл третий час тренировки. Он оттачивал одни и те же приемы, одни и те же навыки до абсолютно механического выполнения — пока каждое движение не будет точным и совершенным. Мышцы заломило, пульс участился, но Киан’дэ уже привык к такой физической работе, так что он продолжил…

… но надо признать: далеко не все яутжа относились к Киан’дэ плохо. Большинство не относилось к нему никак. Для многих он был невидимкой и изгоем, тенью при своём хозяине. Для кастового общества хищников это было нормой, как и для Киан’дэ. Он предпочитал, когда его не замечают. Так было меньше проблем.

Тем не менее, проблемы были.

Проблемы — от самок. Они нередко засматривались на молодого, энергичного, великолепно владеющего своим телом хищника. Зная, что он не может им ответить, дать отпор или ухаживать за ними, они испытывали его терпение и вели себя даже вызывающе.

Проблемы — от самцов. Обычные яуты боялись Киан’дэ и ненавидели его, и слухи о нем ходили самые разные. Охотники не раз клялись отомстить ему за павших от его руки братьев, и только покровительство старейшин не давало им этого сделать.

Проще всего было с Молодой кровью. Киан’дэ не раз брали на полигоны, тренировать молодняк, и тренировали яутов в основном на нем, зная, что он никому не навредит и сам легко уйдёт даже от неосторожных ударов.