- Вы ещё трахнитесь тут, до полного счастья, – посоветовала Норма. – Не понимаю, как тебя с него не тянет блевать.
Да сама не знаю. Странное чувство. С моими похитителями всё было иначе: я ненавидела их, хотя они выглядели похоже, пахли почти так же, диковинно, и тоже противно щёлкали и цокали, или рычали, и были огромными и страшными. Не знаю, что делало Киан’дэ другим, но я очень четко ощутила желание.
Почти до мурашек по спине.
Однако хищнику было не до того. Он выглядел серьёзным и даже печальным. Что происходило в его голове, я не знала, но догадывалась, что он сомневается в успехе сражения с чужими.
Кетану, я никогда прежде не обращался к тебе, поскольку знаю, как ничтожен и низок мой род. Великий, возможно, ты даже не слышишь моего голоса, да и просьба моя ничтожна и недостойна Тебя, но умоляю, выслушай меня.
Уманка, которая завладела моим разумом, о которой я пекусь, слишком чиста сердцем и, Великий, клянусь, оказалась не так слаба душой, как я сперва думал. Она нашла в себе силы заступиться за свой народ и попросить помощи о нем, даже если то влечёт ее смерть.
Кетану, я недостоин охотиться на каиндэ амедха, тем более, не способен справиться с самой королевой. Меня ждёт проигрыш и смерть, и я знаю, что за этой жизнью для меня не будет больше никакой другой.
Но я согласен на это, если Ты своей волей, Великий, сохранишь жизнь уманке. Пускай случай и судьба будут на ее стороне и злой рок обойдёт ее.
Я всегда боялся смерти, Кетану, потому что знал, что меня ждёт. Но если на то Твоя воля, пусть будет так. Молю о спасении близкого мне существа, Кетану, и хоть Ты велик и кровав, но лик Твой милосерден, и душа Твоя не черства к тем, кто молит Тебя искренно и честно. Молю, Кетану, о спасении.
Не знаю, что измотало Киан’дэ больше: ранение, кровопотеря или все случившееся. Он устало провёл рукой по дредам и откинул голову назад, прислонившись к стене.
Похоже, снаружи подготовка к нападению чужих шла полным ходом. Пока вмешательства Киан’дэ не требовалось, и нас никто не трогал. Хищник тихонько свистнул, привлекая внимание Полчака, и кивнул на дверь.
- Нет, парень, прости, но приказ есть приказ, мне велено следить за тобой.
Хищник вздохнул и встал со скамьи, щёлкнув мандибулами и опускаясь на колено напротив меня. Я выпрямилась, с беспокойством глядя в маску.
- Что ты делаешь? – обескураженно спросила я и заметила, как насторожились наши надсмотрщики.
Но Киан’дэ уже не обращал на них внимания. Он тихо погладил меня по волосам и положил ладонь мне на лоб, прикрывая свои глаза и напрягаясь.
- Чего он хочет? – голос Нормы был уже таким далеким, что я почти не слышала его. Меня затягивало, как в воронку, в воспоминания хищника.
Миг – и я в огромном зале. В теле Киан’дэ.
Он стоит на коленях, а два огромных воина держат его руки так, что Киан’дэ вынужденно прогибается в пояснице и смотрит вперед себя.
Жрицы уже отсекли его валары, и он отмечает, как унизительно коротки они стали.
На его лицо опускают маску, а один из яутжа – тот, что был с Киан’дэ на планете с чужими – наступил ему на спину и заставил согнуться ещё ниже.
Сколько унижения. Сколько ненависти. Киан’дэ едва стерпел это, готовый вскочить и снести с плеч стучащую мандибулами голову.
Сегодня и всегда такие, как он, будут побеждать, но он... он всегда останется изгоем, что бы ни сделал, сколь бы искусен ни был. На него смотрят, как на пустое место.
Вдруг его отпускают, и он поднимается на ноги рывком, глядя в глаза тому, кто унизил его.
Ненавижу. Всех ненавижу.
Киан’дэ молча отворачивается от воина, понимая, что он не имеет права даже касаться его. И вдруг получает удар под ребра.
Задохнувшись, он все ещё стоит, сжимая кулаки и впиваясь когтями в свои ладони. Ещё немного, и он потеряет терпение и убьёт это ничтожество, посмевшее тронуть его.
Но удар – ещё более сильный, на сей раз – ногой и в спину – заставляет Киан’дэ рыкнуть и резко развернуться.
Стражники хватают его за руки, выкручивают их и силком опускают на колени. Киан’дэ держится, знает, что это провокация. Если он будет драться, его просто застрелят.
Но терпеть нет сил. Кровь кипит, в висках пульсирует гнев. Ему хочется убивать.
Он борется с искушением освободиться и свернуть охотнику шею.
Нет, нельзя.
Да, можно!
Киан’дэ ловит мощный удар по лицу и чувствует, как ломается один из клыков. Боль пронзила всю левую часть лица. Следующий удар – уже в грудь, такой, что убийца задохнулся.
Его били жестоко и долго, так, чтобы точно не осталось живого места. Но больше боли в нем было ярости. Он напряг тело так, что удары сыпались градом и слабые – отскакивали, средние – не причиняли вреда, а сильные выбивали дух, но не убивали.
Чем дольше его били, тем больше он зверел.
Охотник чести с разворота ударил его ногой в лицо, и убийца повис на руках стражников, на мгновение выпав из реальности. Белые вспышки полыхнули в глазах. Хищник поднял глаза на того, кто бил его, и с ненавистью посмотрел в его лицо.
И охотник понял, что Киан’дэ запомнил его. Это заставило его бить куда ожесточеннее.