Убийца, мой приятель (сборник)

– Я, кажется, не отличаюсь болтливостью, Джон, – заметила сестра.

– Да, Ада, во многих отношениях вы приближаетесь к высшему, то есть к мужскому, типу.

Профессор наклонился над своей тарелкой с видом человека, только что разрешившегося самым изысканным комплиментом, но его сестра вовсе не казалась польщённою и нетерпеливо пожала плечами.

– Вы опоздали сегодня к завтраку, Джон, – заметила она после паузы.

– Да, Ада, я плохо спал. Недостаточный прилив крови к мозгу, вероятно как следствие перевозбуждения мозговых центров. Моя голова была немного не в порядке.

Сестра с удивлением взглянула на него. До сих пор мозговые процессы профессора были так же правильны, как и его привычки. Двенадцать лет постоянного общения с ним выработали в ней уверенность, что он живёт размеренно и спокойно, как человек, всецело занятый служением науке, и что поэтому он неизмеримо выше мелких страстей и эмоций, волнующих большинство людей.

– Вы удивлены, Ада, – сказал он, – и я вполне понимаю вас. Я сам удивился бы, если бы мне сказали, что я стану так чувствителен к сосудистым расстройствам. В конце концов, все расстройства, если поглубже взглянуть на этот предмет, носят сосудистый характер. Дело в том, что я собираюсь жениться.

– Не на миссис ли О’Джеймс? – воскликнула Ада, чуть не выронив чайную ложку.

– Моя милая, у вас в высокой степени развита наблюдательность, свойственная женщинам. Именно миссис О’Джеймс я и имел в виду.

– Но вы так мало знаете её. Сами Эсдэли мало её знают. Ведь они совсем недавно познакомились с ней, хотя она и живёт в Лиденсе. Не лучше ли вам сперва поговорить с миссис Эсдэль, Джон?

– Я не думаю, Ада, чтобы слова миссис Эсдэль могли серьёзно повлиять на мои поступки. Я обдумал дело с должным вниманием. Ум, привыкший к научным исследованиям, не торопится делать выводы, но, раз сделав их, не склонен от них отказываться. Брак есть естественное состояние человека. Я был, как вы знаете, так завален академической и другой работой, что у меня совсем не оставалось времени для личной жизни. Теперь положение изменилось, и я не вижу достаточно веской причины, чтобы отказываться от столь благоприятного случая приобрести подходящую подругу жизни.

– И вы уже дали слово?

– Почти, Ада. Я попробовал вчера намекнуть леди О’Джеймс, что я готов подчиниться общей участи человеческого рода. Я пойду к ней после своей утренней лекции и узнаю, как она смотрит на моё предложение. Но вы хмуритесь, Ада!

Его сестра вздрогнула и сделала над собой усилие, чтобы скрыть выражение досады, появившееся у неё на лице. Она даже пробормотала несколько слов поздравления, но взгляд брата рассеянно блуждал по комнате, и он, видимо, не слушал её.

– Само собой разумеется, Джон, – сказала она, – что я от души желаю вам того счастья, которого вы заслуживаете. А если я и выразила сомнение, так это потому, что знаю, чем ты рискуешь, к тому же твоё решение совершенно неожиданно, просто внезапно. – Своею тонкою рукою она дотронулась до креста, висевшего у неё на груди. – В такие минуты мы нуждаемся в руководстве, Джон. Если бы мне удалось вернуть вас к религии…

Профессор умоляющим жестом остановил её.

– Я нахожу бесполезным снова возвращаться к этому вопросу, – сказал он. – Мы не можем спорить о религии, так как вы принимаете на веру больше, чем я могу допустить. Мне приходится оспаривать ваши посылки. Мы мыслим в разных плоскостях.

Сестра вздохнула:

– У вас нет веры.

– Я верю в великие эволюционные силы, которые ведут человека к неведомой, но высокой цели.

– Вы не верите ни во что.

– Напротив, моя дорогая Ада, я верю в дифференциацию протоплазмы.

Она печально покачала головой. Это был единственный предмет, относительно которого она позволяла себе усомниться в непогрешимости брата.

– Однако мы несколько уклонились в сторону, – заметил профессор, складывая свою салфетку. – Если я не ошибаюсь, есть некоторая вероятность и другого матримониального события в нашей семье. Что вы скажете на это, Ада?

Его маленькие глаза лукаво смеялись, когда он взглянул на сестру. Она же со смущённым видом чертила по скатерти щипчиками для сахара.

– Доктор Джеймс Мак-Мердо О’Брайен, – громко сказал профессор.

– Перестаньте, Джон, перестаньте! – воскликнула мисс Ада Грей.

– Доктор Джеймс Мак-Мердо О’Брайен, – продолжал её брат неумолимо, – человек, уже имеющий большие заслуги в области современного знания. Он первый и самый выдающийся мой ученик. Уверяю вас, что его «Заметки о пигментах жёлчи», вероятно, сделаются классическим произведением. Можно смело сказать, что благодаря ему в наших взглядах на уробилин произошёл настоящий переворот.

Он замолчал, густой румянец залил щёки сестры, она опустила голову и молчала. Маленький эбеновый крест вздымался и опускался на её груди в такт порывистому дыханию.