Убийца поневоле

К вечеру Настя почувствовала себя совершенно разбитой. Народная поговорка «разом густо — разом пусто» оправдывала себя и в оперативной работе, когда какое-нибудь дело тянется томительно долго, не двигаясь с места, и все усилия кажутся напрасными, направленными «не туда»; с каждым днем тает оптимизм, исчезает надежда, слабеет желание довести начатое до победного конца, и вдруг в одну секунду все меняется, нужно спешно принимать новые решения, менять схемы, а главное — делать все очень быстро. И ведь что любопытно: такой прорыв почему-то случается по нескольким делам одновременно, и в такие дни Насте казалось, что весь ее организм превращается в компьютер с нервами, работающий с «запредельной» нагрузкой, что еще чуть-чуть — и в цепи произойдет замыкание, машина сгорит и навсегда выйдет из строя. Но нагрузка тем не менее продолжала увеличиваться, а компьютер по-прежнему безотказно работал, что неизменно повергало Настю в изумление. Поистине, резервы человеческие безграничны. Только почему-то к вечеру она была полумертвой от усталости.

Днем позвонил Денисов. Настя даже не ожидала, что так обрадуется его звонку.

— Как там мои ребятки? Нареканий нет? Справляются?

— Что вы, Эдуард Петрович, ваши ребятки — высший класс. Нам бы таких, — искренне ответила она.

— Не грешите, Анастасия, ваши люди ничуть не хуже. Просто вы бедные, поэтому у вас их мало. И на технику денег нет. Известно же, что, пытаясь экономить на правосудии, государство обрекает себя на новые человеческие жертвы.

— Вы, как всегда, правы, — вздохнула Настя.

— А как ваши успехи? — поинтересовался Денисов. — Польза есть какая-нибудь от вашей затеи?

— Пока сама не понимаю. Как сказал бы ваш Бокр, эпидерсия какая-то.

Денисов расхохотался в трубку.

— Он уже и вас заразил своей «куздрой», да? Вообще-то он золотой мальчик, толковый, творческий. Можете смеяться, но еще и патологически честный.

— Ну да? — усомнилась она. — А срок за грабеж?

— Так то когда было! Юношеская глупость. Поверьте мне, Анастасия, он — хороший мальчик.

— Ничего себе «мальчик», — усмехнулась она. — Он, наверное, мне ровесник, если не старше.

— Ну, деточка, — благодушно заурчал Эдуард Петрович, — мне уже столько лет, что все, кто моложе пятидесяти, для меня — дети. А Бокра вы берегите.

— Я буду стараться, — пообещала Настя, весьма смутно при этом представляя, от чего или от кого нужно оберегать забавного урку-лингвиста в трогательных носочках.

Еще ей нужно было встретиться с Дашей Сундиевой и показать ей новую серию фотографий, среди которых был и снимок Берковича. В «Орион» Настя подъехать не успела, поэтому решила встретиться с Дашей в университете после окончания вечерних занятий. Собственно, выбор у Насти был довольно узкий: либо магазин, где она могла уединиться с Дашей в примерочной под видом покупательницы, либо Дашина квартира, где она жила вместе с родителями, которых непременно пришлось бы посвящать в непонятную и не очень веселую историю. В общественных местах была опасность нарваться на наблюдателей. К себе домой Настя приглашать Дашу не рискнула из тех же соображений. Оставался университет.

— Вы меня подстрахуйте, — попросила она «золотого мальчика» Бокра. — Я хочу быть уверена, что мою встречу с Дашей челноки не зафиксируют.

Когда Даша вышла из лекционного зала, светлоглазый Сурик поджидал ее возле «курилки», смешавшись с толпой студентов. Она уже поравнялась с ним, как ее окликнула симпатичная толстушка в очках.

— Сундиева! Дашка! У тебя колготки «поехали». Сзади во-о-от такая дырища!

Даша изогнулась и растерянно посмотрела на ноги. На черных колготках действительно зияла огромная дыра.

— Ах ты черт, — с досадой пробормотала она. — У тебя есть иголка с ниткой?

— Вот, держи, — толстушка раскрыла сумку-портфель и достала из косметички катушку черных ниток и иголку.

Даша покрутила головой, ища, где бы ей устроиться.

— Иди в семнадцатую аудиторию, — подсказала толстушка, — там сейчас пусто.

— А если кто войдет? — с сомнением покачала головой Даша. — Представляешь, входит ректор, а я колготки зашиваю. Или еще лучше — надеваю, задрав юбку.

— Не трусь, я покараулю снаружи. Пошли! — И толстушка решительно потянула Дашу к пустой аудитории, на которой красовалась выведенная мелом цифра 17.

Со своего поста возле «курилки» Сурику была хорошо видна несшая вахту толстушка. Вот к аудитории подошла парочка, парень с девушкой, хотели было войти, но толстушка решительно преградила им дорогу и что-то сказала, составив при этом из больших и указательных пальцев внушительный круг, видимо, демонстрируя им размер дыры на Дашиных колготках. Все трое весело расхохотались, и парочка удалилась.

Даша уверенно опознала Берковича с первого же взгляда.

— Вот он, — сказала она, беря фотографию двумя пальчиками, словно боясь запачкаться. При этом на ее приветливом лице появилось выражение гадливости, как будто она взяла в руки жабу.

Настя принялась собирать разложенные на столе фотографии, а Даша, ловко орудуя иглой, стала зашивать пресловутую дыру.

— Анастасия Павловна, а как эту девушку зовут? — спросила она, уже собираясь уходить.