Убийца поневоле

Мать Ерохина по-прежнему жила в том же доме, где прошло его детство, и Игорь иногда навещал ее, хотя делал это крайне неохотно. Мать сразу же начинала ныть и причитать, что он не учится, не работает, как все приличные люди, что связался со спекулянтами. Никак не поймет старушенция, что теперь нет спекулянтов, а есть свободная торговля. А институтский диплом можно засунуть себе в задницу, больше он все равно ни на что не годится. Вон Артем, к примеру, и институт окончил, и в науке работал, даже диссертацию защитил, а толку-то? Много ему диссертация эта денег принесла? Да ни шиша. Одна головная боль от нее. А Артем не дурак, и если бросил государственную службу и занялся торговлей, значит, так и в самом деле лучше.

Но как бы мать ни «пилила» Игоря, а ехать к ней все-таки придется. «Завтра же и съезжу, — решил он. — Куплю жратвы побольше да повкусней, отвезу ей, а то вечно она жалуется, что я ей не помогаю. Послушать ее, так у нее, кроме меня, и детей больше нет, а Люська с Генкой уж и не в счет. Конечно, они — сиротинушки, а я богатенький Буратино, должен всех их содержать. Здоровые оболтусы оба, а так и норовят на шею сесть. Нет уж, матери помочь — святое, а эти пусть сами крутятся».

Легкое опьянение от выпитого за ужином виски уже прошло, и Игорь, прежде чем лечь спать, выпил залпом треть стакана водки. Воспоминание о мужчине в белых «Жигулях» сильно тревожило его, а Ерохину хотелось как следует выспаться.

4

Обогнав резко сбросившего скорость Ерохина, генерал Владимир Вакар повел машину в сторону дома. Неужели мальчишка его заметил? Забавно. Но, впрочем, никакого значения это не имеет. Все равно Вакар убьет его, рано или поздно. Конечно, лучше бы обойтись без этого, но раз обойтись нельзя, то…

Выйдя из лифта, он увидел на лестничной площадке Лизу в наброшенном на плечи пальто и с сигаретой в руке. Кивнув дочери, Вакар собрался было уже вставить ключ в замок, когда Лиза окликнула его.

— Папа, подожди.

Владимир Сергеевич молча спустился на один пролет и встал рядом с ней.

— Папа… Мать сегодня ходила к крестной.

Вакар поморщился. Он терпеть не мог благостную, толстую и желеобразную тетку, которая помогала Елене, когда той пришло в голову окреститься. Слава богу, Елена, учуяв его, мягко говоря, сдержанное отношение к крестной, перестала таскать ее к ним домой. От крестной жена набиралась всего этого вздора о неотомщенной душе младенца и прочей опасной ерунды.

— И что нам сказала крестная? — спросил он, не скрывая насмешки.

— Мать хочет, чтобы она нашла ей какого-то человека… Ну, в общем, ты знаешь, о чем речь. Она считает, что ты слишком долго тянешь, что на тебя надеяться нельзя. Мол, пусть чужие люди помогут Андрюшиной душе успокоиться, если родному отцу до этого нет дела.

— Ты специально ждала меня, чтобы сказать об этом?

— Почти. Я видела, как ты подъехал, и вышла, чтобы тебя перехватить. Папа, ты ведь сделаешь это сам, правда? Не позволяй ей, ты должен сделать все сам, тогда все будет правильно.

— Ты бы объяснила это матери, — сухо ответил генерал. — Я тысячу раз просил вас обеих не торопить меня и не обсуждать это со мной. И я готов повторить это еще тысячу раз, но торопить себя не позволю. И тем более не позволю заводить разговоры об этом. Иди в дом.

Лиза покорно поднялась в квартиру, прошла в кухню и стала разогревать ужин для отца. Вакар быстро разделся в прихожей и без стука вошел в комнату жены. Елена стояла на коленях перед диваном, разложив перед собой многочисленные фотографии Андрея и вырезки из газет и журналов, где рассказывалось о талантливом ребенке. Одетая в длинный черный балахон, заменявший ей домашний халат, с изможденным, рано состарившимся лицом, она, несмотря на уложенную вокруг головы белокурую косу, напоминала страшную черную ворону. В сторону мужа она головы не повернула.

— Елена, я прошу тебя воздержаться от каких-либо действий, — вполголоса произнес Владимир Сергеевич. — Пожалуйста, не веди никаких переговоров со своей крестной. В этом нет необходимости.

— Я тебе не верю, — ответила Елена, по-прежнему не поворачивая головы. — Ты тянешь уже год. Видно, ты и не собираешься ничего делать.

— Я прошу тебя, — уже жестче повторил Вакар. — Я знаю, что за публика вертится около твоей крестной. Любой из них попадется в течение дня и потянет за собой тебя. То, что ты собираешься сделать, называется организацией убийства. Ты получишь срок и сядешь в тюрьму. Неужели ты этого не понимаешь?

— Что ж, пускай, — с трагизмом сказала она. — Я готова страдать еще больше, если отец не может позаботиться о своем ребенке. Пусть я сяду в тюрьму, но виноват в этом будешь ты.

— Елена, я даю тебе слово, что в ближайшее время я все закончу. Я даю тебе слово.

— Хорошо, я жду две недели, — неожиданно согласилась она. — Ровно через две недели будет первая годовщина третьего праздника. К этому дню все должно быть закончено. Лучше всего, если прямо в этот день. У нас будет двойной праздник.